У нее, конечно, есть немного денег, она копила на отпуск. Хватит на билет. Даже и на два.
Но не на три месяца полетов.
Открыв чистый лист, Нина быстро стала набирать резюме.
На мгновение у нее замерло сердце. Тот же рост, чуть ниже среднего, та же тонкая фигура, осанка, те же светло-русые волосы. Мужчина с места 16D повернулся, закидывая сумку наверх, и Нина выдохнула. Нет. Конечно, нет. Как она вообще могла ошибиться?
Постоянный кошмар – что он вдруг окажется на ее рейсе – снова прошел стороной. Или отступил на время.
Они не виделись, наверное, лет восемь. Нет, побольше. Но Нина бы узнала.
А то, пассажир на первый взгляд показался похожим, – так мало ли в этом мире невысоких, худощавых и русоволосых.
Он уткнулся в монитор, почти не замечая ничего рядом, – пассажиры вокруг только-только рассаживались, до взлета еще есть время, и он успеет немного поработать, пока не попросят выключить компьютер.
– Sorry, switch off your notebook, please.
– Вера?! – выдохнул он, перебивая стюардессу, но тут же осекся. – I’m sorry…
– Ничего, – она перешла на русский. – Пожалуйста, выключите ноутбук, мы готовимся к взлету.
– Хорошо.
Неужели она? Нет, быть не может, не она, конечно. Просто слишком, слишком похожа, – тонкий нос, высокие скулы, вьющиеся смоляные пряди и брови вразлет.
Он мог, давно уже научился, подолгу о ней не думать. Неделями. Да что там неделями – месяцами. Пока случайно что-то не напоминало – похожий силуэт в толпе, или чей-то легкий и светлый голос, или вот, как сейчас, – эта стюардесса. Могла ли у Веры быть сестра примерно одних с ней лет? Да нет, он бы знал.
Лучше бы тогда, в детстве, его сразу выгнали с хора. Но Петр Николаевич – пожилой школьный учитель музыки – разрешил ему остаться и ходить дальше, – и только раз, приблизившись, неслышно для других произнес:
– Ты, Витя, не пой… ты просто рот раскрывай, но не пой, договорились?
И Витя не пел – но ходил на все занятия, и раскрывал рот, и смотрел на Веру.
А потом, ко Дню Победы, они разучивали на хоре песню про бухенвальдский набат. И тогда Петр Николаевич, чтобы ребята лучше поняли слова и выразительнее пели, рассказал им о том, о чем почему-то не рассказывала учительница истории, – о концлагерях, о газовых камерах и страшных печах.
С того дня Вера стала ему представляться в огне – словно только он один и мог уберечь. А его дошкольная малышовая мечта стать пожарным вдруг проснулась снова – и он уже точно знал, что да, вырастет и станет.
Пожарным Виктор так и не стал. А с Верой не виделся с выпускного, да и на выпускном они не сказали друг другу почти ни слова. Он напропалую приглашал танцевать всех других девчонок из класса и не подходил к ней, – назло, специально, чтобы не воображала, – и тогда Вера сама пригласила его на вальс, но не сказала ничего, только заглядывала в глаза. А потом – не виделись, не получилось. Всем другим, всем кому угодно, кому она была не нужна, – им она постоянно попадалась