Когда в прихожей раздался звонок, напоминающий бой старинных часов с перезвоном, Виталий Альбертович направился встречать дорогих гостей одетым в черный бархатный камзол с бабочкой.
Жорик, как и обещал, явился в компании двух прекрасных дам. Хозяин вежливо пропустил шумную компанию в прихожую, помог дамам снять припорошенные снегом шубы и тут – о, чудо! Профессор Яновский от изумления чуть было не лишился чувств в самом прямом смысле этого слова, когда увидел прямо перед собой женщину своей мечты. У него прямо сердце зашлось от волнения, он покраснел, стал неловок, все у него валилось из рук и язык прямо-таки отнялся.
Жорик же разливался что соловей в майскую ночь. Он спешил уделить внимание всем сразу, он торопился представить гостей и хозяина друг другу, так что обширная прихожая профессорской квартиры была тесна даже для него одного.
– Познакомьтесь, дорогие дамы, – вещал он, – перед вами мой лучший друг и главный соперник, впрочем, не только в шахматных баталиях, – уточнил он доверительным тоном, – доцент кафедры истории Орловского государственного гуманитарного института, профессор Виталий Альбертович Яновский собственной персоной.
Виталий Альбертович церемонно поклонился, щелкнув каблуками.
– О! Профессор! Как мило!
– Ах, месье профессоре! Салют!
– Виталий Альбертович, прошу любить и жаловать, – начал он, представляя свою давнюю подругу, – Анжела, любительница пинакотек и прочих собраний, а так же собачек ростом не выше двух дюймов и карточной игры в преферанс.
Виталий Альбертович едва приложился к руке в тонкой кружевной перчатке, ощутив запах дорогих французских духов.
– А теперь, вы только представьте – прима Волынского драматического театра Лариса Павловна Двигубина, прошу! – воскликнул он, как конферансье, представляющий центральный номер цирковой программы.
О! Виталий Альбертович глазам своим не верил, как не верил он и своему счастью, которое само нашло его нежданно-негаданно. И какими только именами не нарекал он в душе своего прекрасного Жорика: и доброго гения, и ангела-спасителя, и лучшего и единственного друга, и волшебника, обращающего мечты в реальность.
– О! – выдохнул Виталий Альбертович, едва владея собой. – Я так рад, так рад!
В жизни Лариса Павловна оказалась еще прекраснее и милее, чем на сцене. Театральный грим скрывал нежный румянец ее свежей молодой кожи, объемные платья скрывали фигуру. Теперь же она предстала во всей своей реальной прелести и красоте: тонкая, хрупкая, изящная, как фарфоровая статуэтка с формами, какие пожелал бы вылепить самый капризный скульптор, с детским личиком, на котором светились яркие голубые