Одиннадцать секретов Кэтрин Алвайс. Виктория Фибер

жизнью, у каждого была своя, не похожая на другие, дорога, у всех них разные амбиции, планы, у каждого своё видение жизни и проявление эмоций, свой характер. Но, в конечном итоге, они мыслят практически идентично, исходя из желания кому-то что-то показать и доказать. Да, иногда было и такое, что человек не желал публичного признания своей уникальности, но всегда, в любом случае, любой человек, пусть даже в глубине подсознания, ждал одобрения со стороны, будь это признание десяток, сотен, тысяч, миллионов, миллиардов людей… или, одного человека. Так вот, я всегда была той, что публично может красиво унизить, приземлить каждого, по самому разному поводу, именно поэтому мой острый язык имел свой собственный авторитет в тех кругах, где я этого хотела. Создав за собой образ «критика», я создала так же вес своим высказыванием одобрительного характера. Для человека, с которым я общалась, было важно услышать именно моё одобрение, ведь это так прекрасно, когда я, среди множества людей, выбрала именно тебя и подчеркнула твои достижения! Мне приходилось изворачиваться, действовать исходя из собственного нежелания принимать какие-то новые для меня стандарты, но я все равно это делала, если мне был нужен какой-то конкретный человек.

      И хотя так было далеко не всегда, я научилась переступать через своё желание сказать правду, и научиться искусной лести, которая была лучшим способом загипнотизировать сознание, и привязать его к себе.

      Кокетство, конечно, я тоже использовала. В принципе, я пользовалась кучей приёмов, потому что красивой девушке всегда намного проще пустить пыль в глаза предполагаемой жертве, но при этом мои маски с каждым днём все больше и больше прирастали ко мне, настоящей, заставляя путаться в том, кто я есть на самом деле.

      3

      Я больше не хотела умереть. Это был порыв, который настиг меня перед аварией. Тот факт, что я тогда легко отделалась, не давал мне покоя. Неужели где-то рядом меня стережет мой невидимый Ангел-Хранитель?

      Отношения с Данни все больше и больше походили на скучную, семейную жизнь. Она часто отправляла служанок домой, в порывах сделать мне приятное: готовила ужин, гладила мои вечерние платья, обставляла мой дом, создавая уют. Я не препятствовала ей, но при этом чувствовала себя не в своей тарелке. Даниэлу же устраивало всё.

      Я купила ей машину. Простенькое Порше. Как-то раз заговорила о том, что бы снять ей отдельное жильё, смягчив предложение словами:

      – Ты должна научиться самостоятельно выживать в этом гребаном мире, мало ли, как жизнь может повернуться.

      Даниэла расплакалась. Спросила, нужна ли она мне. Я сказала, что, конечно же, нужна. Но это было абсолютной ложью. Мне настолько опротивела жить с ней, что я не знала теперь, как избавить себя от надоевшего питомца. Хотелось, конечно, сделать всё правильно, что бы Данни ни в чем не нуждалась, что бы она восприняла всё это спокойно, уважая нашу дистанцию. Зачастую я не могла побыть наедине