5
В тот вечер, одиннадцатого числа июня, после того, как Лев был убит, а я была изнасилована самым мерзким образом, меня оставили около Темзы, совершенно раздетую и беспомощную. Перед этим мне сильно ударили по голове, от чего я потеряла сознание во второй раз. Очнулась я уже в больнице, на белых-белых простынях. Мне диагностировали сотрясение мозга средней тяжести.
Тех парней поймали, только без моей помощи. Это были работники гостиницы, которые после того, что они натворили, недолго думая, пытались скрыться из Лондона.
Когда меня выписали из больницы, то детективы, расследующие дела моего изнасилования и убийства Льва, сразу же позвали на опознание преступников. Когда показывали парней, я не узнала совершенно никого, но когда показался метис, я узнала его сразу. Эту тварь, этого подонка, что убил Льва; что надругался над моим телом, мерзко изнасиловав; что оставил на моём жизненном отрезке гнойную рану. Я сказала полицейским, что никого не узнала, сославшись на сотрясение и провалы в памяти. Тем не менее, я даже с закрытыми глазами помню лицо этого выродка, его сальную прядь, смуглую кожу, и маленькие карие глаза, похожие на две черные пуговицы от рубашки.
На опознание тела Льва меня никто так и не пригласил. Я бы и не пошла.
С каждым днём я всё меньше и меньше хотела выходить из дома. Все газеты пестрили об этом страшном случае, а мои фотографии добавляли пикантности к извращенным журналистами статьям. Ко мне приходил Джон Янг, хотел поддержать в трудную минуту, как он тогда сказал. Но когда он пытался залезть своими пальцами ко мне в трусы, я заорала что есть мочи, а Джон, попутно извиняясь, выбежал из комнаты, даже не попрощавшись.
В принципе, остальные «кавалеры» точно таким же образом отвернулись от меня.
Возле меня сутками могла сидеть только Шарлотта. И тот факт, что я спала с её отцом у неё за спиной, заставлял меня ещё больше стыдиться своего положения. Я очень сильно хотела ей признаться, и в какой-то момент, когда наш очередной разговор стал более откровенным, чем обычно, я почти что это сделала. Но Шарлотте позвонил отец, и, повесив трубку, она сообщила, что её мать покончила с собой, напившись до безумного состояния.
Тогда же Шарлотта молниеносно оделась, и, поцеловав меня в щеку мокрыми от слез губами, умчалась к уже покойной матери, и к пока ещё живому отцу-извращенцу.
Я не сказала ей ни слова. Как мне жаль. Как мне больно за неё. Как я сочувствую её потере, утрате. Или, что там ещё говорят в таких случаях?
Я ничего из вышеперечисленного не чувствовала, даже не попыталась почувствовать. Я была отключена от всего, что происходило вокруг. Мой стыд, который я испытывала, пропал.
Я спала с отцом Шарлотты, но больше мне не совестно. В тот момент не было никакого понимания ситуации. Было ли мне стыдно вообще, или я это выдумала?
Когда я поняла, что мне не стыдно,