– Безумству храбрых!.. – произнес Шевченко, залегший рядом с Волжановым. К своему удивлению, в душе он очень пожалел, что этот безумно храбрый, заслуженный в прошлом воин, не пал хотя бы часом-двумя раньше…
Трагическую, непоправимую ошибку допустил генерал Дубнищев! По бронированным колпакам противника били орудия малых калибров, тогда как надо было разрушать их самыми тяжелыми снарядами… Момент упущен, люди деморализованы, все надо начинать сначала, но с чем? Боеприпасы артиллеристы выпалили почти все. А как можно создать новый кулак для повторного удара без артиллерии? Шевченко кипел от злости на погибшего комдива за то, что он оставил его, подполковника Шевченко, ответственным за жизни еще больших и все пополнявшихся масс людей, а сам «умыл руки». Как ему хотелось в те минуты быть рядовым! Любым рядовым, только бы рядовым! Но судьба именно на него возложила тяжелую ответственность за судьбу всей отрезанной от тыла армии. «Что делать? Что делать?» – Спрашивал он сам себя и не находил ответа. В этот момент комиссар Лобанов, лежавший в небольшом удалении от него, крикнул:
– Иван Михайлович, из командиров стрелковых полков вы старший по званию. Принимайте командование дивизией на себя! Медлить нельзя!
Притихшие было фашистские бронеколпаки, в этот момент вдруг снова затарахтели длинными пулеметными очередями по всему берегу. Пули засвистели над головами так густо, что удивительно было, как они не сталкивались в полете. Но фашисты не могли вести прицельный огонь по залегшей пехоте, потому что кучи мертвых тел перед каждой амбразурой прикрывали собой живых воинов. Шевченко понимал, что тысячи людей ждут его твердого командирского решения, и от этого понимания он внутренне терзался, не находя в себе самом ни твердости, ни хладнокровия для четкой работы мысли. Из этого состояния растерянности его вывел глухой топот чьих-то тяжелых ног сзади. Не успел он оглянуться, как рядом с ним упали ефрейтор Мурманцев и боец Чепуркин. Запыхавшись от бега, они с трудом перевели дух и положили перед собой трофейные автоматы.
– Товарищ подполковник, – обратился Мурманцев, – мы от лейтенанта Орликова. Он велел вам передать, что на Карельском перешейке такие вот колпаки брали только взрывчаткой. Разрешите попробовать! Охотников много.
– Разрешите, товарищ подполковник! – поддержал просьбу и Чепуркин. – Саперов лейтенант подобрал, взрывчатки много. Мы этих шаромыжников вместе с колпаками вышвырнем в речку! По-ростовски, кинем через батайский семафор, только разрешите!
Иван Михайлович, осененный этим своевременным толчком «снизу», вдруг оживился, в мозгу молниеносно пронеслась вся операция по прорыву «линии Маннергейма», изучавшаяся на командирских занятиях. В душе он так