– Если бы у меня была не одна, а три жизни, я бы согласился три раза заткнуть своим брюхом амбразуру немецкого дзота, но только не подставить башку свою своей, русской пуле. – Заметив удивленные взгляды бойцов, он добавил: – Что, не верите? Курва буду!
Все дружно рассмеялись…
А через полчаса парторганизация первой роты исключила из партии младшего лейтенанта Хромскова. Коммунисты выступали коротко, но зло, потому что подлый поступок Хромскова возмутил всех. Перед голосованием слово взял присутствовавший на собрании комиссар Додатко. Строго посмотрев на Хромскова, он сказал:
– Товарищи коммунисты, это верно, что мы с вами отрезаны от Родины. Я не хочу провести аналогию между поступком Хромскова и преступлением Лободенко. Но я считаю, что если Хромсков способен на поле боя спрятаться за спины своих товарищей, а потом так цинично и подло их же обвинить в трусости, то нет никакой гарантии, что при осложнившихся обстоятельствах он не последует примеру Лободенко. Говорят, от трусости до измены один шаг, а я бы сказал, что один сантиметр. И хотя мы не передали Хромскова в военный трибунал, это не значит, что мы должны терпеть его в своих партийных рядах. Он случайный человек в партии и должен быть изгнан из ее рядов!
Несмотря на потери, которые дивизия понесла на марше от непрерывных бомбежек и обстрелов с воздуха, к месту прорыва она подошла почти удвоившейся, так как многие части, подразделения и группы из состава отходивших с севера 5-й и 21-й армий, потеряв связь со своим вышестоящим командованием, вливались в дивизию с вооружением и техникой. Вместо трех стрелковых полков в ней теперь было пять, вместо двух артиллерийских – три. А пополнение все подходило и подходило…
Командир дивизии генерал-майор Дубнищев, пожилой, но еще пышущий здоровьем человек, тоже потерявший связь со своим начальством, принял на себя командование всеми подтягивавшимися к месту прорыва войсками. Он твердо был уверен, что без серьезных потерь «протаранит» еще не стабилизировавшуюся оборону противника на реке Супой. С шумом ворвавшись в церковную сторожку, он больно стукнулся головой о каменный свод в двери. Полевая генеральская фуражка слетела на пол. Шевченко поспешил поднять ее, но генерал опередил его. Бросив фуражку на стол, Дубнищев хрипловатым, но властным голосом спросил:
– Ну что, Шевченко, все рекогносциируешь местность? Давно бы уже со своими чудо-богатырями пробил мне дорогу, так нет, остановился и колдуешь над какой-то жалкой лужей, – он ткнул указательным пальцем в разложенную на столе карту. – Докладывай, что тут у тебя под носом делается!
– Главная трудность, товарищ генерал, – доложил Шевченко, – это местность, на которой