– Отче, мы согрешили, слушали радио… – заунывно начали мы с Гришкой каяться сразу с порога.
Кусочков отвлекся от чашки и почесал голый подбородок, соображая. Епитимия зависела от прегрешений и фантазии священника: земные поклоны, молитвы, духовное чтение, дополнительные дни поста. Вообще-то дело это было добровольным, но разве кто-то нас спрашивал.
Самую большую епитимию на меня наложили позже – год питаться отдельно от всех и дополнительно поститься по понедельникам. Но на этот раз Кусочков проучил нас довольно мягко. Мы с Гришкой тихо радовались, что дым от наших самокруток к приходу мамы уже выветрился, а, значит, грешны мы были только за радио. Не пойман, не вор, как говорится.
Так что мы отделались дополнительными тремя лестовками земных поклонов перед сном в течение недели. У лестовки – староверских четок – сто девять «ступеней», всего, получается, триста двадцать семь штрафных поклонов. Ерунда. Видали и похуже.
– И не думайте о епитимье, как о наказании, – поучал Кусочков. – Это духовное лекарство, борьба со страстями. Вы врачуете раны, оставленные в душе грехом. Епитимия дает вам силы для истинного покаяния, для духовного возрождения.
Так что, в конце концов, души мы свои исцелили, и даже тела в этот раз не пострадали (у мамы была тяжелая рука). А вот радио… Без антенны из магнитофона лились лишь заунывные голоса церковного хора.
Мы переживали утрату антенны, а Анька переживала наказание и нашу шалость. Она добровольно (вот дурочка!) «врачевалась» с нами духовно, отсчитывая штрафные поклоны, и предупредила нас, что отныне не будет больше прикрывать наши грехи.
Суровая Анька, семилетняя Анька, поджимающая пухлые губы и вещающая о грехах, расстраивала меня больше, чем потеря антенны.
В этот раз мы с Гришкой были побеждены, но не сломлены. И когда мама в очередной раз отправилась в город уже вместе с Анькой, снаряжать нашу первоклашку в школу, мы принялись за эксперименты.
Я аккуратно вывинтил остатки антенны и стал думать, чем же из подручного материала можно заменить эту жизненноважную часть. Научно-техническая беседа с Гришкой велась за ужином под вареную картошку, щедро посыпанную солью и сдобренной растительным маслом. Вдруг меня осенило. Я вытер стальную вилку о край скатерти и аккуратно приладил ее вместо антенны. И чудо свершилось! Сердючка вновь запела нам, что все будет хорошо.
Теперь я и не сомневался, считал дни до школы и думал, что вот когда наступит раздолье и свобода. Я ошибался. Школа готовила свои испытания.
Глава 4
Анатолий Кусочков – наш священник, был странен не только фамилией.
У него не росла борода.
Хотя, уже потом, я иногда подумывал, а не брил ли он ее специально? Для расширения общины, так сказать. Безбородый седеющий интеллигентный мужчина, похожий на профессора, располагал к себе новоприбывших куда больше «медведя» с бородой до пояса и в русской