А еще через несколько лет она возненавидела этот праздник, который нес ей лишь хлопотливое ожидание и затравленную надежду ─ а вдруг в этот раз что-то изменится, много работы на кухне, крепко пьющую мужскую компанию – расхристанную, разухабистую, не слишком деликатную, вынужденное услужливое гостеприимство. Нужно ведь проследить, в какой миске закончилась закуска, метнуться на кухню и заполнить неприхотливую емкость крепкой, пахнущей брусникой лаврушкой, чуть кислинкой и свежим рассолом хрустящей капустой. А уж сколько было уборки после таких застолий… Кода гости вываливались из дома, отяжелевшие от съеденного и выпитого, едва унося заплетающиеся ноги, Кира распахивала окна, несмотря на мороз и зимнюю снежность, чтобы впустить воздух, напоенный чистотой, хрустящий от свежести, как высушенное на морозе белье, в этот кромешный ад, где в недопитых рюмках плавали затушенные бычки, а тарелки с остатками заветренной, подкисшей еды распространяли едва уловимый запах разложения. Она оглядывала весь этот погром, вповалку спящих здесь же братьев (отец, как правило, перебирался к тому моменту в спальню), сквозь слезу жалости к себе. Ведь это ее день, ее праздник, но нет в нем места ни красивому платью, ни подаркам и подарочкам, ни праздному безделью и вкусностям, приготовленным заботливыми руками мамы. А есть одна-единственная фраза, которую она выучила назубок: «Кирюха, подарок за мной! Вот умница девчонка!» И чтобы не разреветься окончательно от щемящей тоски и бессилия, она, засучив рукава, начинала уборку. Счищала остатки пищи с посуды в мусорное ведро, морщась от запаха, собирала грязную посуду в таз и несла это все на кухню. Подметала, мыла, выносила пакеты с мусором. Накрывала спящих братьев стегаными одеялами, чтобы не замерзли, и, окончательно устав, удовлетворенно оглядывала вновь ставшее узнаваемым жилище.
…Только наедине с собой она имела право помечтать и обратить внимание на елку, которую так любила наряжать. И начиналась феерия – оживали персонажи сказки «Щелкунчик». Порхал бабочками в животе «Вальс цветов», серебрилась «Фея Драже», и она, словно Маша из любимого мультфильма, кружила со шваброй, волшебством музыки поднимаясь все выше и выше над обстоятельствами, уносясь в загадочный и только ей одной ведомый мир девичьих грез.
***
Пошел мокрый снег. Летящие хлопья были большими, неправильной формы, тяжелыми. Они со звуком шмякались о стекло, налипали на него и сползали подмороженными разводами. Кира завороженно смотрела на снег. Вот она, утоленная маетность ожидания… Хлопья летели редкие и тяжело падали, не успевая родить удивительное зимнее кружение, за которым было так упоительно наблюдать. Она еще какое-то время всматривалась в долгожданную зимнюю сказку за окном, пока снег на улице не встал плотной белой стеной,