– Прошу вас… Не пара? – Взгляд «человека мира» Виктории Сюрской вцепился в Красавицкого, как спущенный с поводка питбультерьер. – Молодой человек, вы позволите мне нарисовать ваш портрет? – спросила она Мира, едва они прошли внутрь.
Несмотря на то, что, по утверждению Вадима Вадимовича, известная художница редко бывала в Киеве, она оказалась обладательницей обширной мастерской, переделанной из чердака в старом киевском доме со стеклянной крышей. Других источников света в помещении не было. И на квадратных стеклах громадного окна в небо уже разлёгся непроглядный туман.
– Простите, мне это не интересно, – отказался от предложения Мир.
Виктория оправдала свое победительное имя – она и не подумала отступать:
– О, я понимаю, с такой внешностью вас постоянно донимают предложениями… особенно женщины. Но меня действительно интересует только портрет. И я не прошу о бесплатной услуге. Я готова предложить достойную сумму за работу натурщика. Любую сумму. Просто назовите ее. Вы – превосходная модель. У вас невероятные брови. И глаза… и линия рта. А подбородок…
– Простите, я могу пока взглянуть на «Тайну» Вильгельма Котарбинского? – напомнила о себе Катерина. – Очень хотелось бы…
Она лгала: с того мгновения, как Катя перешагнула порог мастерской, она не могла думать ни о каком Котарбинском – ее сердце колотилось, дыхание участилось, кожу объял сухой жар, будто она была девчонкой, пришедшей на самое первое в жизни свидание с… алмазными серьгами огненноволосой художницы, встреченными ею на аукционе.
Сейчас уши Виктории были лишены украшений. Сияние исходило от груди, на которой покоился красный бриллиант, относительно небольшой в сравнении с другими, уже знакомыми Катерине камнями из коллекции Сюрской.
– Прошу вас, вот так выглядит «Тайна», – художница рассеянно махнула рукой куда-то вправо. Викторию Котарбинский интересовал столь же мало – она смотрела только на Мира.
Подавив в себе жгучее желание немедля заговорить о серьгах, Дображанская подошла к очередной сепии.
«Магическая, ирреальная вещь», – описал третью картину Вадим Вадимович.
В ней поистине было нечто притягательное или, скорее, затягивающее, заставляющее пристально всматриваться в полотно, вдумываться в каждую мелочь.
Ночь. Озеро или река. В воде на высоких сваях стояла избушка-часовенка с крестом на крыше и деревянной лестницей, уходящей прямо в воду. Из часовни лился умиротворяющий тихий свет. А из вечерней воды выступало почти неразличимое в темной ряби чистое и прекрасное лицо утопленницы… Лицо Ирины Ипатиной.
– Мир, – позвала Катерина, – пожалуйста, распакуй мою «Тихую ночь».
Мирослав быстро и ловко снял бумагу и бечевку с картины, прихваченной Катей из Аукционного Дома, и поставил «В тихую ночь» рядом с «Тайной».
И только теперь Катерина заметила, что в «Тихой ночи» на дальнем плане горит огонек. Огонь той самой часовенки!
«Это