– Тогда окажите и мне услугу. Продайте мне ваши серьги. Те, что были на вас во время аукциона. – За всю свою жизнь Катя поступала так прямолинейно и глупо всего раз, когда в десять лет сама призналась в любви однокласснику.
С полминуты Виктория молча изучала Дображанскую.
– Знакомо ли вам выражение «золотая лихорадка»?
– Конечно.
– Есть и бриллиантовая, – удостоверила Сюрская. – Я поздравляю вас, вы ее подцепили. Что вы готовы дать мне за них? – на миг в ее глазах мелькнуло презрение. И знание. – Я угадаю: все, что угодно! Настоящие камни всегда действуют так. Они овладевают человеком. За это я и люблю их… Они и есть моя настоящая страсть. И вы должны понимать меня как никто. Давайте проверим. Я не готова продать вам серьги, но могу поменять их на брошь или одно из колец, в которых вы были на аукционе!
Катерина рефлекторно прикрыла рукой лацкан пиджака, где еще недавно висела модерновая брошка.
– Я уже подарила брошь.
– А кольца? Вы молчите?.. Вот видите! – Виктория засмеялась. – Я слышала про вас и про вашу коллекцию. Ваша бабочка – прекрасная вещь. Но все же не такая прекрасная, как мои серьги. Простите, но я обманула вас. Я не отдам их никому, ни за что, – выговорила она по слогам. И засмеялась.
– Но ведь в них есть дефект, – сказала Катя. – Одна из них меньше другой.
Лицо Виктории Сюрской стало злым, в глазах мелькнула неприкрытая ненависть.
– Я знаю! И заметьте, не вынуждаю вас их покупать. С дефектом или без, это самые прекрасные камни на свете. Мне надоедают люди, города, страны, дома, вещи… Но еще ни один из камней мне не удалось разлюбить. Их нельзя разлюбить. Невозможно. Полюбуйтесь, и вы убедитесь в том сами…
Художница подошла к стоящему на столе большому бывалому дорожному кейсу для драгоценностей, открыла дверцы, выдвинула один из обитых бархатом маленьких ящиков, и Катя едва не получила удар от блеска драгоценных камней – отборные, неприлично огромные бриллианты нежились на красном бархате с видом полноправных хозяев мира. Голубые и желтые, синие, фиолетовые и изумрудные – с простейшей оправой и великолепной огранкой!.. В сравнении с некоторыми из них мог померкнуть даже Куллинан королевы английской.
Сюрская потянула за ручку нижнего ящичка и с видимым удовольствием достала оттуда крохотный мешочек, а из него – одну из вымаливаемых Катей сережек. В жесте, которым она обнажила прозрачную серьгу, было нечто вызывающее и одновременно бесстыдное – эротическое, словно сверкающий камень был тайным и сокровенным человеческим естеством.
– Взгляните на эту чистоту, игру света!
Катерина уставилась на 15-каратный бриллиант так, будто это был глаз самого Бога.
А может, так и было?
Не дьявола – Бога! Иначе как объяснить, что весь смысл Катиной жизни вдруг уместился в сверкающий прозрачный