Герберт объяснил:
– Банка, откуда инкассаторы забирают наличные и перевозят их в хранилище, – юноша поднял бровь, – но туда они не доберутся…, – Боров поинтересовался:
– О какой сумме идет речь…
Герберт отчеканил: «Три миллиона долларов».
В закрытом отделении психиатрической клиники в университетском госпитале Гамбурга окна, из соображений безопасности, загородили стальными жалюзи. Медсестры поднимали их для проветривания рано утром и поздно вечером, когда больные находились в палатах.
В беленом коридоре отделения стояла влажная жара. Под потолком сверкали затянутые проволокой лампы. Флигель, где размещалось особое отделение, выстроили с размахом прошлого века, с просторными палатами и высокими окнами. До потолка больным было никак не добраться, однако заведующий отделением не хотел неприятностей:
– У нас содержатся опасные больные, – напоминал он персоналу на летучках, – убийцы, пироманы, как Брунс, осужденные на принудительное лечение люди…, – отделение считалось госпиталем для криминальных пациентов и находилось под полицейской охраной.
В кабинетах врачей не завели американской новинки, кондиционеров, однако здесь стояли электрические вентиляторы. Больные в коридор не допускались, доктора могли открывать окна.
Еще с довоенных времен, когда он был молодым ординатором, заведующий любил разбираться с делами не на столе, а устроившись на подоконнике:
– Доктор фон Рабе считал, что такое не красит врача, – он помнил надменный голос покойного коллеги, – однако сейчас новое время…, – заведующий начал медицинскую карьеру в центрах, где умерщвляли неполноценное население, как называли нацисты душевнобольных людей:
– Надо было так сделать и с евреями, – он потер подбородок, – какая-то медсестра в Берлине в начале тридцатых годов взяла на себя миссию очистки города от враждебной арийцам расы. По крайней мере, ее адвокат утверждал именно так, но убивала она не только евреев, что было неразумно с ее стороны…
Заведующий не помнил имени преступницы, но помнил, что ее не казнили:
– Адвокаты ее отстояли, но ее вина была только в том, что она обворовывала жертв. От стариков надо избавляться так же, как от умственно неполноценных. Они только объедают трудоспособное население…
Не попав в армию из-за плоскостопия, заведующий остался тыловым врачом и не работал в лагерях. Программа эвтаназии негласно продолжалась и во время войны, но таких медиков не судили:
– Мы все равно не смогли бы таким образом избавиться от евреев, – вздохнул врач, – лекарства дороги и трудно организовать массовый процесс умерщвления…, – он считал, что коллеги из медицинских частей СС пострадали безвинно:
– Студентам надо учиться, – доктор пожимал плечами, – раньше это были приговоренные к смертной