…Следовательно, поставить себя вполне под его контроль я не счел возможным уже потому, что он высказал, что, вероятно, не позволил бы мне исследовать дорогу через Музарт и производить подобные работы в близости нашей границы, если бы я был назначен всецело в его распоряжение. Другими словами, он, вероятно, не дал бы мне возможности исполнить данную инструкцию.
…В Кашгаре мы простояли вторую половину августа и первую сентября. Мне пришлось прикупить лошадей и нанять трех человек, одного китайца для разведок, 1 сарта – повара, а другого – для ухода за вьючными лошадьми взамен казака Юнусова, который за несоответствующее поведение был отправлен обратно в полк.
Я старался использовать продолжительное пребывание Пеллио в Кашгаре к усиленным занятиям по китайскому языку. К тому меня вынуждала невозможность найти хотя сколько-нибудь удовлетворительного переводчика»[87].
Маннергейм и Пеллио некоторое время переписывались, информируя друг друга об основных событиях поездки и своих планах[88]. В дневнике, который Маннергейм вел с присущей ему пунктуальностью, – чаще всего смертельно усталым после многочасовых переходов и в самых, казалось бы, неподходящих условиях, – имя Пеллио не упоминается. Нет о нем ни слова и в мемуарах, и поэтому создается впечатление, что Маннергейм все время путешествовал самостоятельно.
Дневник поездки по Азии написан так увлекательно, что местами читается как литературное произведение. Особенно хороши описания природы. Людей барон характеризует со свойственной ему иронией, но в этом нет ни следа высокомерия или недоброжелательности; живое и динамичное повествование заставляет читателя забыть о разведывательной цели всего похода. Дневник Маннергейм вел по-шведски и в целях конспирации, и потому, что все-таки этот язык был его родным. Свой 200-страничный «Предварительный отчет» Генеральному штабу он писал после окончания путешествия – уже на русском языке – на основе именно этих записей, поэтому некоторые страницы дневника полны статистических данных. Например, упоминая населенные пункты,