Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия. Элеонора Иоффе

лошади были на что-то способны. Завтра дам лошадям и людям день отдохнуть и продолжу путь на Кашгар короткими маршами. Дорога – перемешанная с гравием и крупными камнями глина или песок, иногда длинные участки грандиозных карьеров, разбросанных во всех возможных направлениях огромных каменных глыб. Ни следа растительного или животного мира, за исключением вьючных животных, которые выбились из сил в дороге и были оставлены на произвол судьбы в этой пустыне. Впечатление часто величественное, но безотрадное. Как будто едешь от развалин к развалинам. Только после 40 верст пути горное ущелье разворачивается в очень длинную, шириной в 2–3 версты, долину. Еще восемь верст езды – и мы у цели, у киргизов, которые щедро, как всегда, предоставляют в наше распоряжение свои кибитки. Через час прибывает и наш караван, после 11-часового беспрерывного карабканья и напряжения[91].

      В Кашгаре, куда они пришли к 30 августа, Маннергейму предстояло получить документы для проезда по территории Китая – их должны были прислать из Пекина, из Министерства иностранных дел. Он прождал месяц, собирая сведения и изучая китайский язык, но бумаг все не было. В конце концов, по совету радушно принимавшего его русского консула Колоколова, Маннергейм обратился к фаньтаю – представителю правительства в Кашгаре: «Как считал мой хозяин, две первые буквы моей фамилии подходили для благозвучного начального слога китайского имени, он предложил, чтобы их вписали в мой паспорт. А именно, „Ма“ означает лошадь и является излюбленным начальным слогом имени многих дунганских[92] генералов. К первому слогу китайцы обычно прибавляют два других, чтобы все вместе отражало какую-нибудь приятную мысль. Фаньтай пообещал оформить паспорт. Он с минуту поразмышлял над моим именем, а затем вывел тонкой кисточкой после „Ма“ два изящных иероглифа. Теперь мое имя было Ма-да-хан, или „Конь, скачущий сквозь облака“. Это имя встречало чрезвычайно благожелательный прием у тех официальных лиц, которые проверяли мои документы»[93].

      Впрочем, это поэтическое имя вызывало не только благожелательное отношение, но и подозрения. Добравшись к апрелю через перевалы Тянь-Шаня до Кульджи, Маннергейм получил наконец бумаги из Пекина. Там его имя было написано ближе к действительному произношению: «Ма-ней-эр-хей-му»: «То обстоятельство, что „фен-куо“, господин из Финляндии, путешествовал с двумя паспортами, было во многих случаях трудно объяснить, и это привлекало к моим занятиям пристальное внимание властей. В Пекине в Российском посольстве мне показали газетную заметку, где указывалось на два моих паспорта и спрашивалось: кем же был этот иностранец, который фотографировал мосты, наносил на карты дороги, замерял высоты и вообще останавливался в местах, важных с военной точки зрения»[94].

      В «Предварительном отчете» – по крайней мере, в его первой части – автор то и дело сбивается с официального тона. Вот, например, отрывок, выдающий чисто человеческое сочувствие к обездоленным