Вот их эпизод. Темно, освещена только коробка буфета. Соня говорит Сене о том, какой у него чудесный голос, как он не похож на остальных людей – это правда! – говорит, что он прекрасен… И тут Фомина:
– Ты слишком легко это произносишь. Слишком просто: «а, люблю!». Так не бывает. Эти слова у тебя в горле должны застрять!
И Соня в который раз приступала к чужой речи, подлаживалась, приспосабливала её к своей душе.
– Вот если бы у меня была подруга… или младшая сестра… И она бы вам сказала… что… ну…
– Без «ну»! Нет в тексте никакого «ну»!
– …сказала бы вам… что… любит вас… – Соня смотрела на Сазонова с таким страхом и надеждой – явно своей личной надеждой! – что тот помимо воли расплывался в самодовольной ухмылке. Сценический образ рушился, Фомина злилась…
Соня, при всех огрехах, была в конце концов убедительна. А вот Сеня – нет.
Зато он был чертовски хорош в сцене с Любой.
– Вы хищница, – говорил, нежно глядя на неё. – Красивый пушистый хорёк… Нате, ешьте! – и склонял голову. Следовал поцелуй. Сеня хватал Любу, припадал к шее. Целоваться на сцене понастоящему было непринято.
…Как ни странно, никому с первой читки не понравившийся спектакль постепенно наполнился душераздирающей искренностью.
Даже Королевич, от которого вообще никто ничего не ждал, был на удивление в спектакле уместен.
– Жена моя, – рассказывал он, выходя на авансцену, – сбежала от меня на второй день после свадьбы по причине моей непривлекательной наружности…
Тут Королевич смущался, ведь он, получалось, всех обманывал: не было у него никогда никакой жены… И слова его от этого звучали ещё более трогательно и достоверно.
Единственное, чем была недовольна Фомина – финальным монологом Сони. Ну, не умеет девочка заплакать на сцене. Хоть ты что с ней делай! Но в целом спектакль было не стыдно показывать.
3.
На фестивале Королевич объелся мороженым и потерял голос.
– Сколько же он его съел? Тонну? – простонал Сазонов. – Я в детстве десятками мороженки жрал, и ничего…
– Да тебя из пушки не убьёшь, Сазон, нашёл, с кем себя сравнивать!
– Ну всё, – сказала Фомина. – Придётся снимать спектакль с показа.
– Как – снимать?!
– Подождите…
– У него же там две фразы всего! Давайте вырежем!
– Давай тебе палец отрежем, Вова. У тебя ведь десять, зачем тебе все?
– Римма Васильевна говорит, – по привычке объяснил Сергей Палыч, – что спектакль – это единый организм и даже если какаято из его частей маленькая, это не значит, что она не нужна…
– Римма Васильевна! – крикнула Соня. – А давайте когонибудь попросим заменить Вадика!
– Кого попросим? Спектакль через три часа!
– Ну, словто там немного, можно выучить… – буркнул Сазонов.
– Словто