Уборщица тетя Паша – незаменимая, как сестра-хозяйка в больнице, поднималась по лестнице до того места откуда можно увидеть стрелки на часах и ждала до окончания урока или его начала. Звонила она довольно звучным колокольчиком с непонятной тогда для нас надписью «Даръ Валдая».
На пространстве перед дверями в учительскую кипела самая активная жизнь – здесь образовалась наша вечевая площадь. Тут же стоял рояль, потому что здесь проходили уроки пения.
Стоя на уроке пения, я мог видеть ворота и даже пару окон первого и второго этажа родного дома. Я давно понял, что слава Козловского мне не грозит, поэтому больше наблюдал за жизнью соседей и обитателей дома, чем постигал азы хорового пения.
Надо признать, что наблюдать, а иногда и просто глазеть уже тогда стало моим любимым занятием. Поэтому со мной воевали учителя и жаловались родителям – на уроке, мол, сидит, но ничего не слышит и смотрит в окно.
Но я не смотрел, а наблюдал, как примерно на третьем уроке второй смены на балкон директора нашей школы залезал ее сын. Он учился в десятом классе и возвращался с уроков в это время. Чтобы не отвлекать мать от занятий, он забрасывал на балкон свой портфель, а следом и сам забирался по столбу – опоре балкона. Меня восхищала его ловкость.
А после окончания этого зрелища, я включался в урок и успевал уловить, о чем шла речь по ходу объяснения нового материала.
Хотя петь я не любил, но с удовольствием слушал пение. Наши девочки на большой перемене выстраивались в два ряда в разных концах вечевой площади и начинали игру-дуэль.
Один ряд, притопывая и напевая, надвигался на противную сторону: «А мы просо сеяли, сеяли!». Соперники отвечали: «А мы просо вытопчем, вытопчем!»… И так далее… до конца перемены. Были и другие игры с распеванием каких-то рифмованных слов.
На этой же площади вывешивались школьные стенгазеты. Они были настолько неживыми, что читать их никто не хотел. Только новогодние поздравления и странное предупреждение «Экзамены не за горами» вызывали какие-то человеческие чувства. По крайней мере, у меня это предостережение об экзаменах вызывало некоторый трепет, но не страх.
Уже в четвертом классе мы сдавали четыре экзамена – два письменно и два устно по русскому и арифметике. Лет в сорок я, воодушевляя своих детей перед экзаменами, решил пересчитать их количество, сданное нами за все прошедшие годы. Оказывается, их набралось почти с сотню! Может быть, эта необходимость постоянно сдавать экзамены дала нам какие-то знания и что-то, помимо них.
Когда я перешел во второй класс, то впервые увидел зачатки дедовщины. Но это была, можно сказать, безобидная дразнилка, а не издевательство и унижение человека. Вся нелепость ситуации состояла в том, что мы – сопляки выкрикивали почти сверстникам какие-то