– Салат сметаной или маслом заправить? – спросила она.
– Без разницы.
Оля вдруг спросила:
– А как тебе эти птицеловы? Вы что-то будете писать?
– Какие птицеловы? – не понял я.
– Которые предлагают перебить в городе всех голубей, потому что они разносят болезни. Как будто от голубиных трупов будет меньше болезней. Я вообще не представляю, как можно уничтожить всех голубей. Какое-то средневековье.
В соцсетях мне где-то встречались дебаты о вреде голубей, но я не особенно вникал. Олю же почему-то задевал этот вопрос. Она вообще любила живность.
– Говорят, что голуби заражают людей орнитозом, – Оля пыталась вовлечь меня в диалог. – Чушь. Я спросила нашего инфекциониста, он говорит, что в год регистрируют 10 случаев орнитоза, и в 9 случаях – у работников птицефабрик. Причем тут голуби?
Олю и не могло волновать моё увольнение. Для неё это был забавный курьёз, как для меня – проблемы дольщиков. Тесть всё равно не даст нашему уровню жизни просесть, пока я ищу новую работу. Тесть даже не заметит выпадение мой зарплаты из общего бюджета. Оля видела позитив в том, чтобы я встряхнулся и поискал место, где откроется какая-нибудь перспектива. В редакции «Дирижабля» расти было некуда.
Чего Оля не понимала, так это оскорбительности самого выбора между мной и Борей Лушиным. Я бы лучше проиграл Арине, которую выберут за тщательность, или Неле, которая умеет делать сенсации. Но терпеть поражение от тюфяка Бори было мучительно. Это подрывало мои представления о мире и самом себе.
Не понимала Оля и взглядов её отца в мой адрес, не злых, но любопытных и сочувственных. По его меркам я и так занимаюсь ерундой, а если выяснится, что даже ерундой я занимаюсь плохо, он будет говорить со мной, как с умалишенным. Громко и разборчиво.
Работа в «Дирижабле», которую я получил перед тем, как умерла мама, и последующая женитьба на Оле, придали моей жизни определенность. Лишившись её, я боялся потерять что-то большее.
Весь вечер я воображал своё увольнение и дерзкие ответные шаги и под конец развеселился. Ночью я представлял завтрашнюю поездку в Филино и материал, который процитируют федеральные СМИ, который возродит дискуссию о судьбе российских сёл, а, может быть, удостоится премии и войдет в рейтинг лучших репортажей. Я так разгорячился, что не спал до четырёх утра.
Но к утру бодрость испарилась. Сонно раскачиваясь над унитазом, я посчитал накатившую тревогу лишь временным эффектом, инерцией сна и следствием общей нервозности. Но даже после кофе и торопливой беседы с Олей, тревога не ушла, а, напротив, обрела какую-то смутную конкретность.
Я будил Ваську, а Васька смешно дергал ногой; мне хотелось остаться и отвезти его в садик, но вместо этого я сел в прохладную после ночи машину и поехал к выезду из города вдоль