– Улицы прочесывают. Она могла уронить проклятую игрушку. Мы хотя бы поймем в каком направлении они пошли… – Пьер взялся за рацию:
– Я передам его приметы на набережную. Может быть, он значится в нашей картотеке… – Марта видела бледное лицо младшего сына, однако велела себе пока думать о деле:
– Если бы он был менее рассеян, ничего бы не случилось… – она прикурила новую сигарету от окурка, – высокий светловолосый парижанин… – Марта не верила в совпадения:
– О конгрессе печатали газеты, упоминая выступление Эмиля. Но Эйтингон ничего не знает о Мишель, он считает Ладу мертвой, и Эйтингона сюда не выпустят. Он и не приехал, – поняла Марта, – он прислал в Париж Паука, но зачем? Мишель подвернулась Пауку под руку, он понятия не имеет, что это за девочка. Она нужна Пауку, как приманка для Эмиля… – жаркое солнце грело бронзовую, в легкой седине, голову Марты.
Она стянула льняной жакет:
– Мама говорила мне о Сорбонне, о Латинском квартале. До войны Эйтингон бывал в Париже, НКВД устраняло здесь перебежчиков… – она услышала голос матери:
– Кепка, как вы его называете, не любил роскошных отелей, но и в клоповниках не останавливался. В тридцать восьмом году, проводя операцию по убийству сына Троцкого, Льва Седова, Эйтингон жил в приличной гостинице, отеле дю Фландр, где писал Артюр Рембо… – Марта выбросила сигарету:
– Надо немедленно отправить туда наряд. Пауку нужна вовсе не Мишель, а ее отец. Эмиля в СССР заочно приговорили к смертной казни… – она не успела открыть рот. Рация в кармане куртки комиссара Люсьена захрипела:
– Выстрелы, – полицейский прислушался, – неподалеку, в отеле дю Фландр.
У Маргариты не было при себе докторского чемоданчика, но девушка уловила слабый пульс на руке Мишель. Измятое, выпачканное в уличной пыли платье девочки испачкала подсыхающая рвота. Маргарита заметила и запах мочи:
– Повреждений в области гениталий нет, по крайней мере, внешних… – девочка лежала на хлипком диванчике в номере советского журналиста, – бедное дитя, юноша нашел ее в Люксембургском саду… – Маргарита, наконец, вспомнила имя русского:
– Матвеев, месье Матвеев. Он называет себя Алексом, но он, кажется, Алексей… – журналист показывал ей паспорт с французской визой:
– Я заглянул в дальний уголок парка, – он смутился, – сами понимаете, мне надо было… – он покраснел, – а туалеты в Париже платные. Нам выдают суточные, но хочется привезти родне подарки… – Маргарита вздохнула:
– Вы могли зайти в любое кафе. Хотя простите, вы первый раз за границей… – по словам русского, он не рискнул звонить в полицию из-за неловкого французского языка:
– Мы вызовем полицию, – твердо