– Подожди. Не могу тебя не поцеловать… – он опустился на колени, – это аванс, я через пять минут вернусь. В саванне у нас не было душа, мы мылись из ведра у родников. Я не привык долго плескаться… – положив руки на его коротко стриженую голову, Хана коротко застонала:
– Продолжишь, обязательно… – она прикусила губу, – так хорошо, Виллем… – в ванной загремели старые трубы. Накинув смятую рубашку Виллема, Хана выглянула в коридор:
– Он заказал сырную тарелку, – ласково подумала девушка, – он запомнил, что я люблю сыр… – сунув в рот спелую ягоду клубники, она подняла поднос. За поворотом коридора Хана заметила высокого, светловолосого мужчину в хорошем костюме. Постоялец запирал номер:
– Похож на Паука, – поняла девушка, – но что здесь делать Пауку? Ерунда, мне привиделось… – сладкий сок потек по губам. Захлопнув дверь, она прислушалась. Из ванной доносился немелодичный свист:
I’ll give you all I got to give if you say you’ll love me too
I may not have a lot to give but what I got I’ll give to you…
Неслышно хихикнув, Хана нырнула в тепло разоренной постели.
Отель Дю Фландр Саше рекомендовал наставник, товарищ Котов:
– Я останавливался в гостинице до войны… – они изучали подробную карту Левого Берега, – для твоих целей все складывается, как нельзя лучше…
Отель находился напротив классических колонн парадного входа медицинского факультета Сорбонны. Заседания конгресса эпидемиологов устроили в большом лекционном амфитеатре, со старомодной черной доской. Скамейки обтянули выцветшей кожей цвета бордо.
Кофе для участников подавали в профессорском, как его звали на факультете, фойе, с паркетом наборного дуба и бюстами знаменитых врачей по углам. По стенам развесили дагерротипы и фотографии, сделанные до первой войны.
Доктор Маргарита Кардозо с удовольствием показала новому знакомцу, корреспонденту московских «Известий», свою родню:
– Барон Пьер де Лу, известный хирург, он погиб на первой войне, при бомбежке госпиталя в Бельгии…
На длинном пальце мадемуазель Кардозо переливался южноафриканский бриллиант. Саша оценил камень:
– Пиявка лопнула бы от зависти, – хмыкнул он, – чистый кабошон размером карата в два. Жених не подвел, его работа в De Beers не прошла даром…
К жениху доктора Кардозо Саша приближаться не собирался. Связавшись из советского посольства с товарищем Котовым, он узнал о демарше Дракона:
– Судя по всему, наш приятель бросил Монахиню, – услышал Саша знакомый хохоток, – страшное дело, католическое чувство вины. Но я думаю, что беспокоиться не о чем… – щелкнула зажигалка, – вряд ли он признается в связи с нами даже на исповеди, а если и признается, то его духовник, епископ Кардозо, никому ничего не скажет. Тайна исповеди – основа католической веры. Нет более истовых христиан, чем крещеные евреи… – по мнению товарища Котова, ситуация складывалась