– Это фотосессия для Harpers’ Bazaar, – написала кузина, – но фотограф щелкнул меня в перерыве… – темные волосы завивались над ее оттопыренными ушами, – кажется, это моя последняя съемка, теперь у меня не останется времени на такие занятия… – в сентябре доктор Горовиц летела в Бомбей:
– Официально у меня есть кабинет в Женеве, – девушка нарисовала веселую рожицу, – но, боюсь, в офисе будут только стирать пыль. В любом случае, ты покидаешь Рим, мы увидимся в Парагвае, куда я непременно загляну вместе с Корсаром… – размеренно забил монастырский колокол. Аккуратно свернув листы, положив снимок в конверт, отец Симон поднялся:
– Я храню все ее письма, – понял Шмуэль, – она пишет каждые два месяца… – с весточками от кузины лежали и ее фотографии:
– Мы скоро встретимся, – он понял, что улыбается, – если Ева обещала приехать, значит, она приедет… – быстро вымыв посуду, епископ пошел в монастырскую церковь на заутреню.
В темном притворе храма святого Станислава белела мраморная чаша для святой воды. Из-за церемонии церковь закрывали для прихожан в девять утра, но еще шла ранняя служба.
Данута в наряде послушницы стояла под фреской Тадеуша Кунце, где Иисус защищал грешницу:
– Если бы Иисус жил сейчас, – горько подумала девушка, – он бы меня простил. Я тоже грешница, блудница, но он бы не дал бросить в меня камень…
Данута ночевала в маленькой комнате приюта для польских паломников, где располагалась церковь. Ее компаньонка, монахиня, тоже полька, принявшая обеты тридцать лет назад, рано отправилась на покой:
– Молись святым Елизавете и Виллему Бельгийским, – наставительно сказала она Дануте за скромным ужином в приютской столовой, – в твоем возрасте… – женщина покачала сухим пальцем, – тебя могут обуревать греховные страсти. Храм оставят открытым, – добавила монахиня, – перед пострижением всегда молятся… – Данута не молилась.
Девушка бросила взгляд в освещенный тусклым золотом фресок зал:
– Я сидела и плакала… – храм был небольшим, в десять рядов скамеек вытертого дерева, – сестра Агата похвалила меня утром, сказала, что я очень набожна… – Данута иногда клала голову на скрещенные руки, пытаясь хоть немного поспать.
Она разглядела среди молящихся знакомую, лысоватую голову:
– Мерзавец, – девушку замутило, – он не собирался сюда приходить… – синьор Антонио, тем не менее, поинтересовался временем ее пострижения:
– Значит, заутреню отслужат для широкой публики, – он подмигнул девушке, – но я не любитель рано вставать…
Приют для паломников пустовал. Социалистическая Польша почти наглухо перекрыла границы страны:
– Даже безнадежно больным не дают выездные визы, – вспомнила девушка, – верующие не могут попасть в Рим или к святым реликвиям Лурда и Мон-Сен-Мартена… –