Сокровища Русского Мира. Сборник статей о писателях. Елена Викторовна Захарова

именно в глубине строк надо искать подлинный, заложенный автором смысл мне подсказывает некая необязательность содержания последнего, обобщающего сонета, далекого от обычных афористических концовок поэта. Краткая его схема: мы друг друга любили (перечень деталей окружающей среды – соловьи, цветущая черемуха, трамвай, летящий в суету, телефонные разговоры) ну, а вспомнится что плохое, «вино погасит сердца маету». Даже здесь в таком успокоительном контексте строчка звучит самоубийственно для певца «сгорающих сердец». Но мы все знали – «знали цену горя и любви», то есть опыт нас обогатил. Думается, генеральная мысль поэмы не в этом и венок сонетов был нужен Марьеву не для самовыражения, а для тонкой маскировки подлинной трагедии изящной и редко тогда используемой формой.

      «И может быть, – не мне судить об этом, —

      Я сам тебя придумал и воспел?..

      И пусть мой стих неровен, скороспел,

      Его я написал не для эстета».

      Как видите, эстетика, по которой позднее Марьев будет писать диссертацию, не виделась ему единственной счастливой гаванью. Здесь поэт приближается скорее к героям, которых блистательно в конце застоя стал воплощать на экране опять-таки Олег Янковский, – рефлексирующие интеллигенты гамлетовского типа, зачастую ощущающие себя лишними для своего времени.

      У Марьева тоже есть свой Гамлет. И финальные строки посвященного ему стихотворения перекликаются с подлинным выводом автора в «Деле о соловьях».

      «О, сколько надо сжечь и выместь,

      Забыть и правил и сердец,

      Чтоб детской правды нетерпимость

      В нас победила наконец!»

      Почему же тогда поэт не выразил свою мысль прямо, наотмашь, как обычно. Марьев прекрасно понимает, что перспектива окончательной победы добра и установления власти негласного правительства поэтов становится весьма туманной и хотя знает, подобно горьковскому буревестнику, что «за тучами солнце есть», но уже замечает, что апрель в календаре не вечен, его неизбежно сменяют более поздние месяцы.

      «О время!

      Ты сбиваешь спесь!

      Как прежде, недругам прощаю,

      Но – принимаю все, как есть,

      И – ничего не обещаю».

      Одним из самых «политических» стихотворений позднего мудрого Бориса Михайловича Марьева мне кажется стихотворение «Над жгучим, тяжелым, сияющим полднем». В виде метафоры – сухой грозы, когда вся природа ждет влаги, поэт изобразил период оттепели, поманившей пустыми надеждами на творческую свободу. Но очередной виток истории полностью скрыт за метафорой – стихи как будто только о природе. А поскольку в истории похожие периоды повторяются с предустановленной регулярностью, то стихи эти вне времени, их можно отнести как к «дней александровых прекрасному началу», так и к совсем недавно прокатившейся по стране перестройке.

      «Столбами ходила над спутанной рожью,

      Швыряла огнями, слепя и гудя,

      А все оказалось дешевкой и ложью:

      Грозе одного не хватало —

      Дождя!

      Ушла.

      Отгремела.

      Пропала навовсе,

      Бенгальские искры теряя в пути, —

      Напрасно