– Вообще, насчет прошлого, есть только два варианта: либо сказать – «ах, как жаль, что оно было», либо – «как же хорошо, что оно есть»; всё. Я никогда этого так точно не формулировал. Спасибо!
Не жди никаких «нет, это тебе спасибо»!…
Я не хотел думать над этой фразой, потому, секунд пять выделив якобы мыслительному процессу, настойчиво парировал:
– Но мне не жаль, что оно было; мне жаль, что оно всего лишь было. Понимаете? Всего лишь, – только сейчас я заметил, что все еще на «вы» к нему; обида взрослого человека насыщалась новыми красками, и я дал себе слово: в ответ на его, может и правоту, я уж не обращусь к нему на «ты». Ни за что!
– Всего лишь эти твои – лишнее, – но увидев, что меня это не убедило, решил ударить в незащищенное, знаменуя наступление, – Значит, по-твоему – его нет, прошлого-то?
– Да как нет-то… ну, то есть – есть, но как воспоминание, вот когда-то оно…
– «Но как» – лишнее. Есть оно или нет?
– Есть.
– Значит, есть. Значит, хорошо?
– Но ведь прошло…
– Но ведь есть! – он повернул, огибая ухаб меня с моими сомнениями, тошными ему.
Я сначала побоялся произнести очередное «но», однако затем понял, что это не страх; я расхотел. Мне нечего было подвязывать к «но». Даже карабкавшаяся по горлу, с каждым разом скребя его все боле настырно, поддерживаемая всеми прочими чувствами обида – не помогала, она свалилась, всего в паре метров от вершины, где бы я издал крик, или еще на какую выходку снизошел – но она свалилась и потонула в хаосе желания подремать.
Ильяс в диалоге тоже поставил точку с запятой, и о чем-то сам задумался; вряд ли это я поселил какие-то сомнения в нем, нет, тем более, не надуманная, не фальшивая, но настоящая полуулыбка сквозила в его лице – значит, вновь отведал лакомство своей правоты: может с любовью, лишь укрепляя сердце, а не рубя его на мелкие кусочки, вспомнить родное село, перекликаясь с планом построить собственный дом уже на месте новом, родную школу, перекликаясь с… допустим, как отводил дочек в первый класс, и, и…
Полусон захотел умирать.
В дреме прошло еще несколько часов. Проснувшись в мире уже потускневшем, потемневшем от осознания своей немощи перед всевластной красою заката, – глупцы называют это «тенью», – я и сам сумел узнать окраины Вологды. В общем-то, это были ничем не отличавшиеся от предыдущих столпотворений дерев перелески, но именно их, и именно в этой шапке цвета заката, вязаной медленно покидающим мир «сегодня», чтоб возродиться завтра, я помнил. Город был совсем близко, по городу и вовсе – один светофор проехать, до автовокзала, и там уже