– В смысле?
– Сто тысяч евро, – с невозмутимым видом отвечает икона интеллигенции.
– Это ж «Культура», а не «Первый»! – офигеваю я. – Да и мы же с тобой по дружбе договорились! Так, чисто поболтать о классике… Можно вообще без рекламы. Пару слов скажу, что написал симфонию, не более.
– Или поштучно за эфир: три штуки за минуту, гостем на круглый стол ко мне за тридцать.
– Прикалываешься? И Богомолов тебе тридцать штук каждый раз носит?
– Сравнил… Богомолов – гений. Интересный герой для нашей аудитории.
– Слушай, ну нет у меня сейчас таких денег. Реально!
– Не смешите мои тапочки, как говорят у нас в Одэссе, – отвечает Миша.
Он берется за портфельчик и встает:
– Благодарю за трапезу!
13.
«…
Сафронов обстоятельно закручивает ложечкой растворимый кофе в фирменной кружке. Я пересчитываю деньги.
Двести девяносто два… Двести девяносто три… Двести девяносто четыре…
Он только заехал в кабинет генерального директора «Лучшего радио» и теперь наслаждается премиальными видами «Золотой Мили». Храм Христа Спасителя, Пушкинский, Кремль. Справа – кусочек Старого Арбата, слева – «Красный Октябрь».
Двести девяносто пять… Двести девяносто шесть… Двести девяносто семь…
Каждая вещь в его кабинете с клеймом – позолоченными наушниками и красными буквами «ЛР». Ежедневник, пластмассовые ручки в стакане, коврик для мыши, подставка под горячее, на которой дымится его пойло. Наверное, и труселя у него красные с «ушами» на жопе – эмблемой, приводящей в ужас всю тусовку.
Его гордость.
Его страсть.
Его черная метка.
Дверь заперта на два оборота, чтобы секретарша не застукала. Селектор периодически пищит ее голосом: звонят продюсеры, певички, модные артисты, но Сафронову пофиг.
Двести девяносто восемь… Двести девяносто девять… Триста.
Чтобы заполучить пост генерального директора радиостанции, от появления в эфире которой зависит судьба даже давно состоявшихся звезд, он в течение десяти лет подсиживал коллег, лизал задницу акционерам и водил знакомства только с нужными людьми. Теперь пользуется своим положением на полную катушку.
Триста один… Триста два… Триста три…
Ложечка бряцает в чашке ровными четвертыми, в такт шелесту купюр
Музыка денег.
Его любимая.
Всю остальную он терпеть не может.
Если так пойдет и дальше, придется завести счетную машинку.
За спиной Сафронова сотня фоток в красных рамках – наша общая история. Я даже не понял, в какой момент он ко мне присосался. Так бывает у рыб: крупная особь всю жизнь катает на себе мелкую рыбешку, думает, это ее закадычная подруга, а та на самом деле просто коммуниздит у нее жратву.
Вот, жирный, еще до резекции желудка, Сафронов сгружает мне на руки огромную корзинку от радио «Мегахит» – Афродита возглавляла их хит-парад двадцать пять недель. Не без его помощи.
Жмем