Близстоящие очередники дружно засмеялись, очевидно, оценив неплохой юмор, который, судя по всему, мог быть направлен продавцом только в адрес хорошо знакомого покупателя. Но тетя Маруся даже не улыбалась, а наоборот, насторожилась:
– Та нэ валяйтэ ж о то дурачка, бо моя очерэдь пидойшла, тай нэ до шуток о то мэни…
– А спекулянтам сёдня велено не выдавать, тетя Мотя… Так, следующий!..– продолжила более категоричным тоном продавщица, пристально глядя в глаза тете Марусе.
– Шо, шо-о? Та, разъе…, вашу душу ма-ать… Я тэбэ покажу спэкулянтку… И спэкулянтку покажу и дэ раки зымують… – вытягиваясь через прилавок, словно гусеница, бормотала тетя Маруся, пытаясь дотянуться палочками до лица, взъевшейся на неё ни с того, ни с сего, продавщицы.
– Ну я следущая! Та вы здурели тут от жары, штоли? – обрела тут дар речи мама, – Да она же со мною всю очередь… Совсем с ума посходили… Такую очередяку выстоять и – н-на тебе!? А ну, быстро дайте моей куме то, шо ей надо!
Вскоре выяснилось, что спонтанно возникший конфликт оказался простым недоразумением, поэтому в итоге и разрешился в тети Марусину пользу. Хотя и не обошлось без формальностей: тете Марусе пришлось-таки предъявлять нерадивой продавщице, принявшей тетю Марусю за жетысуйскую спекулянтку Мотю, и удостоверение мужа – инвалида войны, и свое – многодетной матери, которыми она скорее стыдилась, нежели предпочитала размахивать, но все-таки брала иногда с собой на всякий, как говорится, пожарный.
Когда отвоеванные, наконец, башмаки, были наспех распиханы по котомкам, у тети Маруси, судя по ее весьма активному участию в момент выбора обуви мамой, открылось второе дыхание:
– А о ци Аньке з Толькою пидойдут, так? Подывысь сюды, Катя, ма будь, Ольге ось о цэ пидойдэ?
Примеряя, как минимум, четвертую пару сандалий, Олька уже не надеялась на удачу, поскольку у нее, как оказалось, выросла и без того слишком широкая стопа, в связи с чем ее нога не входила ни в одни сандалии ее размера согласно длине.
– Та шо у тебя за лапа, шо ничего не налазит, твою мать… – начинала, было, заводиться мама, усердно запихивая Олькину ногу в очередной башмак, – И в кого ты тока уродилася с такою лапищей?..
Ольке было стыдно и за свою широкую от природы «лапу», и обидно, что только с ней единственной столь неожиданно возникла эта нелепая заминка.
– Та е, Катя, у кого: подывись о то ж на свою лапу!
– У меня хоть и широкая, но аккуратненькая и тридцать шестой до сих пор налазит… А если у нее ближе к моим годам вымахает такая, шо ни одна обувка не налезет? Вот, у чём она завтра у школу пойдет, если щас на ее лапу не налезит ее размер?
Предприимчивая тетя Маруся легко нашла выход и из данной ситуации:
– Так, девчатки, бэрэм ось о ци голубэньки… Та воны тильки на размэр