В нескольких шагах от угла школы Анька резко остановилась, с минуту нетерпеливо подождала Ольку, и, нахмурив брови, проворчала:
– Ты че, еле плетешься, блин? Я же опоздаю из-за тебя!
– Да сандалии, блин, жмут… или трут… или уже натёрли… – глядя на сандалии, с трудом сдерживая слезы, виновато промолвила и без того напуганная Олька.
– Не ной! Так. Учительницу твою зовут Гиршина Анна Дмитриевна. Как меня. Запомнила?
– Да…
– Повтори!
– Гы… Гир… Анна… – растерявшись вконец и испуганно заглядывая в глаза сестры, пролепетала она. – Дим… Ой, забыла…
– Пф-ф… Ан-на Дми-три-ев-на, бестолочь! Она самая строгая, зато самая умная и справедливая, поняла?
– М-гм.
– И не трясись! Теперь ты каждый день будешь в школу ходить, и че, так и будешь ныть?!
– Ладно, не буду… – пообещала Олька, в который раз пытаясь взять себя в руки.
Оказавшись, наконец, на площадке перед входом в школу, Анька подвела Ольку к очень симпатичной, средних лет, элегантно одетой учительнице, строившей первоклашек, отдала ей документы и побежала искать свой, уже третий «А» класс.
С первой же секунды Олька ощутила на себе, мягко говоря, недоброжелательный взгляд, а затем услышала и голос учительницы:
– Становись сюда. Гос-споди-и… на линейку – с таким бантом?.. А где только… и форму-то такую берут?.. – окинув Ольку брезгливым взглядом, проворчала вполголоса учительница и, взяв Ольку жесткой рукой за плечо, поставила в задний ряд с мальчиками.
Увидев впереди стоящих девочек с пышными белыми бантами, Олька поняла причину раздражительности учительницы: ей показалось, что теперь ее, без бантиков, не только учительница, но и весь класс возненавидит, и ей со страшной силой вдруг захотелось обратно – домой…
Все торжество Олька стояла в страшном напряжении. Ей уже стало казаться, что легче взять и умереть, чем вот так стоять на солнцепеке, на одном месте и ждать, когда закончат говорить непонятные речи стоящие под козырьком навеса сначала учителя, а затем еще и директор.
Как вдруг, увидев среди учителей до боли знакомое лицо, Олька воспряла духом и едва не вскрикнула: «Ой… Полина Васи-ильевна!…Родная моя… Все ведь будет хорошо, да же, Полина Васильевна?…» – с обожанием она глядела на внучку бабы Наташи. Но ощущение струек пота на лице, шее, спине и даже ногах взяло верх, мысли сами по себе переключились и потекли в противоположном направлении: «… Если бы не эти вонючие сандалии… Блин, как бо-ольно… И еще эта учительница… Вон, опять посмотрела на меня, как Гитлер… Не-ет, она умрет, но не разрешит мне сегодня рассказать „Сын артиллериста“… Зря я сюда пришла. Надо