– Эзра, вставай! – громыхнула мамаша Снэгсби, быстрым шагом входя в тесный холл.
Старик так и подскочил – он был до ужаса послушным мужем.
Мамаша Снэгсби вытерла жир с подбородка и уставилась на меня:
– Что это ты тут расселась, юная леди? Пыль из холла сама собой на улицу не выметется.
– Позвольте заметить, что я всё-таки ваша дочь, а потому не подобает заставлять меня без конца чистить, драить и мести дом словно какую-то карликовую золушку. Равно как и открывать дверь гостям, таскать чайники чая и стирать ваше чудовищное бельё.
– А где бы ты была, если бы мы с Эзрой не взяли тебя к себе? – парировала мамаша Снэгсби, натягивая пару светло-зелёных перчаток (под цвет её светло-зелёного платья). – В этом доме бездельникам не место, тут все делают свою работу, даже дочери.
Сколько мамаше Снэгсби было лет, сказать трудно. У неё было очень интересное лицо: дряблая кожа под слоем белой пудры, паутина морщин вокруг сверкающих голубых глаз и рот как куриная гузка. И похожее на рождественский пудинг огромное родимое пятно над верхней губой.
– Но в жизни должно быть место и веселью, – сказала я, снова подхватив совок. – Почему мы никогда не ходим в гости всей семьёй? У вас что, совсем нет друзей? – Тут меня осенила блестящая идея. – Знаю! Мы накроем чудесный стол к чаю и пригласим нескольких девочек моего возраста! Только подумайте, как будет замечательно, когда кто-нибудь переступит порог этого дома не за тем, чтобы взглянуть на покойника!
– И думать забудь, – отрезала мамаша Снэгсби. – Но если ты заскучала в одиночестве, юная леди, когда закончишь с уборкой, можешь отправиться в библиотеку и подобрать несколько подобающе серьёзных стихотворений для следующего раза. И больше чтоб никаких стишков твоего собственного сочинения. Это неприлично.
Эзра надел кепи и взялся за ручку двери.
– Ходи только по людным улицам, Айви, – как всегда, напутствовал он меня. – Не вздумай срезать путь через тёмные закоулки, слышишь?
– Да, дорогой, – вздохнула я.
На этом Снэгсби вышли из дома в лучи утреннего солнца и были таковы.
Долгий путь из Паддингтона в библиотеку я обычно преодолевала как в тумане. Это было время для размышлений. А мне было о чём подумать. Одних только тайн сколько! Снэгсби не имели понятия о моих приключениях в Париже, о путешествии назад в Англию в компании мисс Олвейс и о событиях в Баттерфилд-парке. Мамаша Снэгсби вечно была недовольна тем, как я мету комнаты, так что и представить невозможно, как бы она возмутилась, узнай она, что я мертва. Точнее, наполовину мертва.
А ещё алмаз Тик-так. Проклятый волшебный камень. Я должна была умереть, когда впервые надела ожерелье с ним много месяцев назад. Ибо такова его волшебная сила. Он крадёт души. От тех несчастных, кто решался примерить ожерелье, оставались лишь пустые оболочки. Как от бедной