– Возможно из-за черно-белой фотографии, но мне кажется, будто глаза женщины очень похожи на твои. Такие же бездонные и завораживающие.
– Не кажется. У меня ее глаза.
– Мм?
– Это моя мама.
– Это твоя мама?
Пьеро с улыбкой кивнул.
– Но ведь никто об этом не знает, не так ли?
– А зачем? Я сам за себя.
Я сглотнула ком подступающих слез. Он сам за себя. Неужели кто-то еще в этом сумасшедшем мире пытается быть самим собой и идти непроторенной тропинкой. Я была не одна, нас двое. Я больше двух недель не появлялась в прокуратуре и вовсе не скучала, не рвалась туда сердцем, не хотела бежать по знакомому тротуару и подниматься по тем ступеням на высокий этаж. Я хотела обнять Пьеро, поцеловать и остаться с ним здесь.
– Ну что ты? – ласково спросил он, прижимая рыдающую меня. – Из-за чего огорчилась?
– Мне так жаль, что я не знала тебя раньше.
И он поцеловал, что я опять растворилась в нем.
Часть 13. МАКСИМ
Потихоньку убрав руку Артема с себя, я выбрался из постели. С недавнего времени я вернулся к пробежкам, пришла пора вспомнить о былых привычках. За окном дребезжал зарождающийся рассвет, и чтобы первые лучи не разбудили спящего, я наглухо прикрыл окно шторой. Сегодня раньше полудня Артем не проснется точно, следы бесперебойных рабочих дней закрепились не только на лице Артема, но и на общем состоянии организма. Но, несмотря на дикую усталость и недостаток сна, он до глубокой ночи провозился с покупками.
Покупки. Воспоминание о вчерашнем походе в книжный магазин подтолкнуло меня живее собираться на пробежку. Уже на пороге, едва замешкавшись, я все же вернулся к небольшому столику, на котором среди книжного паровозика – каждая книга служила закладкой для последующей, в последней между страницами торчал карандаш – манящим пятном лежала и моя покупка. Я в сотый раз покрутил книжку. Новенькая, в запечатанной целлофановой обертке. Какая-то невообразимая глупость с моей стороны была подцепить ее взглядом в книжном магазине, и теперь она здесь.
Бесшумно, поглядывая на спящего Артема, я небрежно кинул ее в прикроватную тумбочку. Пусть пылится до незапамятных времен среди прочего барахла, которым ни я, ни Артем не пользовались. Но к сожалению, я переоценил обстановку в собственной тумбочке, оказавшейся по-холостяцки пустой. Я снова вынул книгу и,