Ответа на вопрос – кто я, тоже пока не намечалось. Но я твердо знала, что в один из прошедших дней, в понедельник, во вторник или, может быть, четверг моя жизнь поспешно оборвалась, не оставляя следов. И только с шагами уверенной царской походки по гримерке Макса она возродилась, восстала во всей красе, сверкая ярким пламенем. Я наконец узнала, какая она эта настоящая жизнь – какую имеет форму, очертания, какие у нее добрые, сильные и заботливые руки, и как жарко целует, покалывая жесткой щетиной щеки. Мое существо осталось жить, заключенным в объятия, посреди многолюдной улицы, упиваясь томительной минутой счастья, а на порог дома ступила опустошенная тень. Что я теперь без него? Без его объятий, без его тонких упрямых губ? Как я могу жить, не видя собственного отражения в темных глазах?
Время разлуки превратилось в бесконечность, отмеряя мучительные секунду за секундой. Пьеро… Это самое красивое имя.
Оставшись наедине в ванной комнате, стоя перед зеркалом во всю длину стены, я рассматривала зеркального двойника. Вглядывалась в каждую черточку, каждую линию своего нагого тела с любопытством фаната анатомии. Тело, это оболочка, клетка для запертой в ней души. Кто-то прячет его под толщей ткани, а кто-то выставляет напоказ, но, так или иначе, каждый вправе использовать его по своему усмотрению. О собственном теле я вспоминала не часто, когда оно сопротивлялось и отказывалось функционировать в нормальном режиме, заболевая или утомляясь. С поверхности стеклянной глади на меня взирало непривычное отражение: тощие длинные руки, костлявые ключицы, обтянутые тонкой кожей ребра, и, к сожалению, маленькая грудь. Единственное, что меня порадовало, так это стройные, как говорится, «от ушей», ноги, хоть чуть-чуть спасающие бедственное положение. Что я могу предложить Пьеро? Жалкое подобие анатомического анекдота?
Напротив, вспоминая тело Пьеро, его смуглую кожу, то, как напрягались его плечи, когда я вцеплялась в них, неистово хватая его губы. При мысли о губах жаркая волна прокатилась по мне, оставляя следы выпуклых мурашек. Эти ощущения завладевали сознанием, отключая и возвращая к образу Пьеро. Странным было то обстоятельство, что ранее такого со мной не приключалось: ни с мальчишками, с которыми я украдкой целовалась, ни тем более с Иваном Удальцовым, зрелым и опытным мужчиной. С Удальцовым я могла вообще зайти чересчур далеко, если бы вовремя не опомнилась.
Я фыркнула от мерзкого отвращения, воспроизводя в памяти отвратительные руки начальника, блуждающие по моей груди, развязно сжимающие соски пальцы, хриплое дыхание над ухом. Как он прислонил мои руки к себе, желая заставить делать для него гадости, как скользкий язык царапал кожу. Если тогда я не чувствовала ничего, будто не имела нервных окончаний и душевных переживаний, то сейчас спустя месяцы ощутила тошнотворное до боли