* * *
В силу чрезвычайного характера преступления и вызванных им чрезвычайных изменений в статусе и взаимоотношений субъекта преступления и государства возникает, в частности, прямое и непосредственное подчинение субъекта государству и закону.
Германская доктрина традиционно считает такое подчинение необходимой и достаточной предпосылкой и основой для выдвижения тезиса о том, что в условиях вызванной преступлением «чрезвычайной ситуации» любое, с чьей бы то ни было стороны, законное требование к правонарушителю юридически равнозначно и равносильно требованию самого закона.
Если, скажем, случайный очевидец преступления потребует от насильника прекратить издевательство над потерпевшим, бросить оружие и т.п., то такое требование – единственно потому, что оно законное – получает все атрибуты требования самого закона и равнозначно требованию представителя власти.
Более того, в развитие этой доктрины германская судебная практика давно выработала и последовательно проводит установку на то, что невыполнение правонарушителем законного требования гражданина даже о п а с н е е, соответственно и наказывается строже, чем пренебрежение к такому же требованию полицейского или другого официального лица.
Считается, что правонарушитель заслуживает этого, так как в данном случае он противодействует не просто власти, а власти закона, и не просто правопорядку, а самой идее правопорядка, инициативно воплощенной не по долгу службы, а по более общему и более высокому долгу – долгу гражданства.
И в данном частном случае поучительно и практически интересно, что в уголовном праве, как в одном из разделов конституционного права, гражданин и «частное лицо» – далеко не одно и то же вообще, а в вопросах государственных, конституционных – тем более.
Гражданин – личность, имеющая статус не приватный, не статус частного лица, а конституционный статус субстанции конституционной.
Теоретический и прикладной материал нашей темы всем своим существом убеждает в несостоятельности разграничения, тем более – противопоставления, прав человека и прав гражданина. Их юридическое и фактическое тождество работает на их утверждение и развитие. Разграничение прав человека и прав гражданина вызывает споры. Например, указание на то, что права гражданина даются ему законом, а права человека присущи ему от рождения. Невольно получается, будто права человека имеют биологическое происхождение и основание, либо даже божественное.
Для рациональных конструкций современного права с его светским характером все это вряд ли актуально. Во всяком случае и независимо от этих дискуссий, права человека понимаются всеми авторитетами как неотъемлемые от него иначе, кроме как по закону высшего, то есть конституционного уровня. И это соображение