Но действительно прекрасные наши словари живого русского языка не должны считаться местонахождением готовых истин по всем тем специальным вопросам, которые еще не исследованы. Было бы странно, если бы физики или биологи сущность ядра или клетки искали бы не в поисках новых результатов, а в цитировании добрых старых словарей и ссылались бы на них как на аргумент решающий, уподобляясь некоторым юристам.
Автор этих строк считает пусть не самым общепризнанным, но все же интересным выведение первоначального смысла слова «уголовное» даже не из названия одной из древних кар – головничество, а из общего значения приставки «у» в древнерусском языке. Одна эта буква доныне придает многим словам обозначение результата, оконченного действия. Сравните – говорить и уговорить, гнать и угнать, бить и убить. Приставка «у» в словах, имеющих корнем «голову», подтверждала окончание всего происходившего с головой и при убийстве, и при смертной казни (первоначально – единственной казни).
В самом названии целой отрасли права наши предки точнее других народов выразили главную ее суть, тогдашнюю, сегодняшнюю и предвидимо будущую – в уголовном праве отвечают головой, не только в буквальном, слишком буквальном смысле – лишением головы, а и в переносном, точнее в обобщенном юридическом смысле – отвечают «головой», то есть личностью (свободой, иногда жизнью, но всегда статусом себя как личности), а не имуществом и прочими частностями.
В других языках титул нашей отрасли производен либо от наказания вообще (уголовное право как право наказания, как наказательное право), что, вообще говоря, не совсем точно и по смыслу, и формально, либо от преступления (буквально выходит «право преступления» или, того хуже, «преступное право».
Но ведь не совсем затихли споры о том, как именовать Административный кодекс – кодекс об ответственности за административные правонарушения, кодекс об административных правонарушениях или же кодекс административных правонарушений)
* * *
Преступление ставит своего субъекта в положение исключительное, чрезвычайное. В этом новом его статусе по отношению к нему – иногда и не только к нему – государство получает право действовать мерами именно чрезвычайными. Они ассоциируются с мерами необходимой обороны, крайней необходи-мости и другими, но для государства они все же не совпадают с положениями указанными институтов – положениями, расчитанны-ми на разовое, локальное, чаще всего индивидуальное воздействие.
Одно дело – самозащита от действий субъекта, непосредственно посягающего на жизнь или здоровье потерпевшего. Совсем другое дело – государственная реакция на тот же самый факт. Эта реакция, конечно же, должна быть во всех случаях столь же действенной,