– Густав, Вилли, довольно обниматься! – раздалось от двери. Рене повернул голову – в зал вошел незнакомый молодой офицер, с лицом породистым и брезгливым, и с темными, словно изломанными бровями. Это был русский, и благороднейших кровей, и дурнейшего характера – Рене за год при дворе читал эти признаки, как заглавие книги.
– Это вовсе не Вилли, это мой братишка Рейнгольд, рекомендую, – Гасси отстранился от Рене и подтолкнул его вперед, – правда, похож? Рене, перед тобою Артемий Волынский, легендарный турецкий пленник и гениальный дипломат.
Гениальный дипломат больше походил на корсара. Он склонил породистую, увитую натуральными локонами голову, и смотрел на Рене – настороженно и с долей презрения.
– Предпочитаю оригиналы копиям, а Леонардо мне милее, чем Салаи, – произнес он наконец, – и ничего личного, молодой человек.
Гасси повернулся к Рене и подмигнул (мол, много чего там на самом деле личного), и Рене промолчал, не ответил ничего – это движение Гасси было для него сейчас больше, чем все слова язвительного русского офицера.
– Господа, я вынужден вас оставить, – Рене поднял с пола свою шпагу, не спеша и почти красиво вложил ее в ножны и с достоинством удалился. Он знал, что Гасси следит за каждым его движением и провожает его взглядом, и впервые за много лет ему не было от этого страшно.
Птица беспечно парит в своем синем высоком небе, и смотрит на мир сверху вниз, с глупой самонадеянностью полагая, что выше и лучше она, наивная птица, всех этих мелких, едва различимых ничтожеств, копошащихся на земле. Но с земли раздается выстрел – и глупая птица падает вниз, изрешеченная дробью, и ударяется о презираемую ею до недавнего времени землю, и кровь ее мешается с пылью и грязью, и собака берет ее в зубы и несет – к ногам одного из не так давно презираемых ею ничтожеств.
Так думал Рене, меряя шагами – совсем не куртуазными, обычными шагами очень расстроенного и очень молодого человека – комнатку гофмейстера, своего отца. В комнатке стояли вешалки для одежды и болваны с париками, и зеркало, и козетка – если вдруг придется заночевать во дворце. На этой козетке Рене, кажется, и сделал своей новой родине очередного престолонаследника. Но наследник родился – и убил свою мать. Наследник родился – и принцесса умирала. Час назад она простилась с придворными, и Рене, целуя ее горячую от жара руку, чувствовал уже только – сладковатый запах разложения и очень близкой смерти. И без доктора он мог бы сказать – еще несколько часов, и принцесса отправится в рай. Герхард Левенвольд, душеприказчик принцессы,