Из груди Хасинто с хрипом вырвался воздух. Де Лара вздрогнул и обернулся.
– А, вы вернулись.
Разум покинул Хасинто.
– Вы… вы… Она мертва! – он подлетел к сеньору. – Вы скрыли! Не сказали! А ведь я спрашивал! Вы не уберегли ее! Вы даже не скорбите! Как?! Почему?! Это… это бесчестно!
– Не забывайтесь, Гарсиас!
– Вы не уберегли, вы…
Его прервала оплеуха – унизительная и… отрезвляющая.
Хасинто покачнулся, прижал руку к пылающей щеке. Возле уха пульсировала боль. Левое веко задергалось, ресницы часто-часто заморгали. Он открывал и закрывал рот, громко дыша.
– Я жду, – процедил дон Иньиго.
Чего он ждет, Хасинто понял сразу: извинений. В груди червячком шевельнулась совесть, ведь сеньор сейчас проявил снисхождение, а мог разъяриться, оскорбиться по-настоящему. Для семейства де Варгас это было бы чревато неприятностями – вплоть до утраты части земель и потери покровительства. За себя не страшно, но есть еще матушка и Санчито. Да как он вообще осмелился нанести оскорбление рико омбре? Совесть уже не просто шевелилась, а бушевала, перерождаясь во стыд. Хасинто склонил голову и рухнул на колени – не опустился, а именно рухнул.
– Мой сеньор! Смею ли молить о прощении? Я оскорбил вас… Вел себя, как безумный. И все же позвольте надеяться на ваше милосердие! Скажите, могу ли я хоть как-то искупить вину?
Де Лара долго молчал, а когда заговорил, то голос прозвучал глухо и будто издалека:
– Хорошо, что вам хватило ума осознать вину. И скажите спасибо, что еще не стали моим оруженосцем. Только поэтому – и в память о вашем отце, – я прощу. Но еще одна подобная выходка, и ни ваша юность, ни ваша дурость, ни то, что вы сын Гарсии, оправданиями не станут.
– Да, дон Иньиго, – прохрипел Хасинто. – Я понял.
Он наконец осмелился вскинуть на сеньора взгляд. Де Лара, прищурившись, тоже посмотрел ему в глаза, затем протянул руку для поцелуя, и Хасинто поцеловал.
– Можете встать.
– Так вы… прощаете меня?
– Да. Я же сказал.
– И не отошлете? – Он наконец поднялся на ноги. – И по-прежнему готовы видеть меня своим… эскудеро?
– Гарсиас, если я кого-то прощаю, то полностью. Запомните это.
Глава 3
Рассвет лениво вползал в окно, расчерчивая серыми полосами стол и лежащие на нем книги, а в глубине комнаты все еще топталась больная ночь. Бессонная – Хасинто ни на миг не сомкнул глаз. То носился от стены к стене, от окна к двери, то, преклонив колени перед крестом, шептал молитвы. Под утро просто лежал, глядя в никуда.
Веки опухли от слез, воспалились и, наверное, покраснели. Глаза разъедало, будто в них песок насыпали. Но разве муки тела сильнее боли души? Нет! Лучше бы он страдал от ран, от лихорадки – от чего угодно! – лишь бы Марита была жива.
Прогудел рассветный рог.
Надо встать. Переодеться. Выйти из комнаты. Найти сеньора.
Такие простые действия, а кажутся чуть ли не подвигами…
Надо.