Великое множество кошек с мерным урчанием и пристальным взглядом немигающих зелёных глаз окружало ту единственную, кто сегодня играла им. А она – она уподобилась бледному духу забвения, что блуждал среди останков великих эпох. Её музыка подобно крыльям ворона направляла ночных зверей, указывала им путь, а сама она шла перед ними, главная, злая на мир и довольная своей свободе. Бесконечной, страшной, мнимой свободе. Конечно, к утру всё пройдёт, и с восходом солнца она снова наденет маску любящей, кроткой девушки, но это потом. Не сейчас. Сейчас – её время, её ночь.
Пики прекрасного замка всё яснее вырисовываются в ореоле полной луны, и всё ближе слышна дикая скрипка старого скрипача. Всё громче слышится зов вечно урчащих котов. Цветы загробного мира распускают бутоны историй о призраках, мостовая укрывается алыми лепестками железных роз. Если двери – то настежь, если врата – то домой. Воплотившись в звук, всецело отдавшись чувствам, девушка всё шла по улице, не имея ни малейшего представления ни о конечной точке назначения, ни о смысле происходящего: ей было всё равно. Здесь и сейчас она была счастлива, и она хотела, чтобы счастье это никогда не кончалось. К чему ждать графов и королей, когда свои крылья крепче любого плаща.
Улица кончилась с последним аккордом, открывая девушке виды на раскинувшуюся перед ней площадь где в сиянии прожекторов сошлись в танце две фигуры: одна в чёрной робе монахини, а другая – в алом платье с копной спутанных седых волос. Яна улыбнулась этой паре и решила подойти ближе.
Устроившись под сенью листвы, она затянула новую песню, аккомпанируя вальс незнакомой понравившейся паре, и голос её, подхваченный новым порывом ветра, был слышен далеко за границами сцены, сплетаясь с облаками, отражаясь в звёздах.
Музыка её, её песня была подхвачена окрепшим ветром, и он унёс её далеко-далеко к Чёрным лесам, что на окраине города, близ заброшенного роддома и пустующих новостроек.
Он нёс её над крышами зданий высоких и низких, квадратных и прямоугольных, церквей и жилых домов, банков и закусочных, и каждый уголок, каждая стенка, каждая новая мостовая будто бы преображалась, тронутая мелодией этой песни.
Её отголоски были схвачены вместе с сорванной с деревьев листвой и пойманы в ладони юноши с рыжими кудрями. Он стоял на крыше того самого роддома у самой гряды тёмных пиков древних тополей, дубов и осин.
Этот парень часто приходил сюда, чтобы провести здесь всю ночь. Его не пугала мысль о том, что эта постройка давно заброшена, и крыша в любой момент может рухнуть. Ему здесь нравилось. Он любил приходить сюда, ложиться на нагретую закатным солнцем поверхность и засыпать под шум ветра, что гулял близ лесов. Но в эту ночь он был разбужен странным видением о дожде с разноцветными каплями. Все они были подобны лезвиям, срезавшим всё на своём пути от почерневших небес к промозглой земле. Цветов тех капель было