Поначалу услышал он странные голоса, возникшие из ниоткуда. Не были они ангельскими, но и на человечьи совсем не походили – то мелодичные и протяжные, а то резкие, неразборчивые… Приоткрыл Дед глаза. Сквозь щели между досок домовины точками да полосками пробивался яркий солнечный свет. На воле было тепло. Под чуть сдвинутую вбок крышку задувал лёгкий ветерок с нежным запахом недавно скошенной травы… Полоски света то и дело рвались пересекавшими их тенями. Нет, не ангелы это хлопотали около дедовой домовины, и не люди, а всего лишь птички лесные пели на все голоса, весело по ней прыгая…
Снова скрежетнуло по доске, тень поболе других подтянулась к краю крышки и уплотнилась в чёрный длинный клюв. Лохматая воронья голова сунулась внутрь и заморгала чёрным глазом.
– Кша! – выпалил Дед.
Глаз, голова, клюв и следом тень тут же исчезли под шумные хлопки крыльев.
Дед кое-как отодвинул крышку ещё больше и посмотрел вверх. Он увидел над собой густо-голубое, в обрывках белых облаков, небо; взбаламученные ветром деревья, далёкими зелёными вершинами гоняющие птиц над лесом, и самих птиц, в быстром щебечущем полёте ловящих мошкару… И показалась ему эта картина необыкновенной, из рода тех необыкновенностей, что замечаются лишь в особенных состояниях, тоже называемых необыкновенными.
«А чего я лежу?» И правда, сколько ж можно лежать, когда спать совсем не хочется, а постель жёсткая и тесная? Чего в постелях-то валяться? Не привык он к валяниям таким. А тут ещё почувствовал, что приспичило. Оно, конечно, какая разница где, коли всё одно уже скоро, но достоинство Дед намерен был соблюдать до самого отхода своего, а при необходимости и после.
Потому вылез он из-под крышки, отошёл подальше, в угол, заросший кустарником и бурьяном. И пока соблюдал он своё достоинство, подумалось ему: «А не приехал ли уже? Может, когда в домовине-то своей нежился, неким образом по другую сторону бытия оказался?» Кто ему скажет? И самому не определить, так как никто никогда не говорил ему, чем одна сторона от другой отличается. И сейчас вокруг – ни одной живой души, кроме множества птичьих. Если бы не было здесь ворон, и остальные птицы не ловили бы себе на пропитание живность летающую и ползающую, чтобы, сожрав одну козявку, тут же искать другую, Дед мог бы верить, что он уже в том, лучшем из миров. И хотя внутренне полагал себя всё ещё там, где и был, но так понравилась ему собственная фантазия, что и вправду задумался – может и не фантазия, а как раз верная догадка о самом что ни на есть реально с ним произошедшим? А если так, пора бы и освоиться в новых условиях.
Дед вернулся, прикрыл домовину крышкой, чтоб, если это всё ещё тот мир, где ждут его Канары, не замочило в случае выпадения обещанных на сегодня осадков, и пошёл погулять по кладбищу, для начала с «соседями» познакомиться. Соседи были почти все из друзей, родственников, приятелей или просто известных Деду личностей, так что нужды в знакомствах