Чрезвычайная недоверчивость всех, с кем имеете вы здесь дело, независимо от сословия, – напоминание о том, что вам следует держаться настороже: по страху, внушаемому вами, вы можете судить об опасности, которой подвергаетесь.
Человека здесь ценят лишь по тому, в каких отношениях он состоит с властями, а потому присутствие в моём экипаже фельдъегеря производило действие неотразимое.
Проникнуть в эту страну трудно, это вызывает у меня досаду, но почти не пугает; куда больше поражает меня, насколько трудно отсюда уехать. Простые люди говорят: «Как входишь в Россию, так ворота широки, как выходишь, так узки».
Народ этот внушает к себе участие, но не доверие.
Чтобы суметь привнести цивилизованность в народ, надобно чего-то стоить самому: варварство раба обличает испорченность господина.
Требования, какие предъявляют здесь к животным, вполне согласуются с отношением к людям: русские лошади не выдерживают дольше восьми-десяти лет.
Я никогда не стану восхищаться чудесами, сотворёнными страхом.
Если вас удивляет неприязненность моих суждений, удивлю вас ещё больше и прибавлю, что всего лишь выражаю общее мнение: я только простодушно произношу вслух то, что все здесь скрывают из осторожности.
С помощью красивых слов и даже здравых суждений можно обосновать что угодно; ни одна из точек зрения, раздирающих на части мир политики, литературы и религии, не ведает недостатка в аргументах; но говорите что хотите: режим, который основан на таком принуждении и требует для своего поддержания подобного рода средств, есть режим глубоко порочный.
Всё лето я провёл за пополнением четырёх толстых томов, посвящённых России, – книге, которой я страшусь не из трусости, а из сознания собственной слабости; выходить на бой с колоссом, с которого я намереваюсь сорвать маску, имея так мало боеприпасов, как я, – предприятие слишком дерзкое, особенно если учесть, что я провёл в России всего три месяца! Я знаю, что правота на моей стороне, я полагаю также, что разглядел в верном свете хотя бы самое основное, а главное – что я оценил по заслугам плоды восточного деспотизма, подкрепляемого европейской цивилизацией, но я не чувствую в себе довольно сил для того, чтобы изобразить эти очевидные истины публике и вселить мои убеждения в души читателей. Я успокаиваю себя мыслью, что я сделал всё, что мог, и что большего с меня спрашивать не приходится.
В России характер правителя есть и характер правления, и характер устройства государства.
Правительство в лице