В 45 лет, отметив свой юбилей в шумной компании, состоящей из соседа и его сожительницы, Юрий Валерьянович, оставив спать гостей под шубой недоеденной сельди, вышел навстречу зимней ночи.
О чудо! О совершенство! О нега от мороза! Она стояла вдалеке, но как грациозно стучали её каблучки. Ах, ножки замерзли! Я согрею их в своих ладонях, прижму их к своим щекам и обогрею каждый пальчик устами своими. Сладострастия пульсировали в его опьянённой голове, когда он ринулся, одержимый порывом прекрасного, навстречу к ней. Нега, совершенство, чудо, сочетающиеся в одном, стояли к нему спиной. Да ну её, эту лирику. Я всё скажу прозой. Юрий, протерев оледеневшие линзы очков, подбежал к ней сзади и нежно обнял её.
– Сержант Дыдко! Ваши документы, пьянь! – отозвалась она, недовольно шевеля усами, на которых висели сопливые сосульки.
Нападение на стража порядка, инкриминируемое Юрию Валерьяновичу в самом начале судебных разбирательств, заменили пятнадцатью сутками трудовых исправительных работ на заснеженных улицах любимого города.
Намозолив руки, он позабыл не только о женщинах, но и о рукоблудии.
И вот сегодня? Или завтра? Юрий Валерьянович не обращал внимания на время. Он был преисполнен простым человеческим счастьем. Впервые в жизни, в 70 лет он поцеловался с женщиной по-настоящему! Это масштабное событие случилось на поминках его родственника.
Ей 83 года. Да неважно. Ах, какая женщина! Юрий прочёл стих, посвящённый им обоим, ощутившим слияние уст в уста.
Я с упоеньем наслаждался,
Целуя твои губы, словно лепестки,
Я всласть помады нализался,
Ещё чуть-чуть – и мы к инфаркту были бы близки,
В лобзанье жажды поцелуя я ощущал губами
Твоих пластмассовых коронок ровный строй!
Прокашлявшись, ты сызнова к поцелованью возвращалась,
Как ласточка в свой дом весеннею порой!
Пожав плечами, поэт вздохнул. И, сделав из листа самолётик, с восторгом пережитого запустил его в раскрытую форточку.
– А, нужна мне эта любовь? Романы с неизвестными названиями! Не дано мне, папочка, взламывать и тревожить женские сердца, – произнёс вслух Юрий Валерьянович.
Подойдя к кровати, он с кряхтением сел на неё и нежно погладил подушки. Стих сложился сам собою:
Ты давала мне себя
Трогать и ласкать.
Верен лишь тебе одной,
Милая кровать.
МОЙ ДРУГ
Посвящаю моей собаке Теодору
Я в растерянности стояла в прихожей, смотря на поглощённую суетой сестру.
– Ты проходи, что топчешься у дверей, – быстро проговорила она, наполняя чемодан гардеробом.
– Алла, ты точно уезжаешь на две недели, не больше? – недовольно спросила я её.
– Галочка, как я сказала, так и будет, если, конечно, там замуж не выскочу.
– Не выскочи из своего купальника, –