– Дивлюсь я, как твой отец на охоту выехал, жену молодую одну оставив? Говорила мне царица, что непраздна мачеха твоя. Правда ли то?
Подросток неохотно кивнул.
– С осени еще.
– Ох и молодец боярин Федор… – усмехнулся царь, – он везде поспевает. Вроде в годах, а жену-молодку обрюхатил, небось и не в последний раз.
– На все воля Божья, – буркнул Матвей.
– Ты взревновал, что ли? – удивился царь:
– Дурак ты, Матюша. Ты Головин по матери-покойнице, богатства в вашем роду не считано. Не обделит тебя батюшка, я за этим присмотрю… – успокоил его Иван Васильевич.
Спешившись, держа сокола на рукавице, Федор подошел к креслу Ивана Васильевича, поклонившись земным поклоном.
– Сколько набили-то, боярин?
– Цапель штук с двадцать, да куропаток и другой мелочи без счета.
– Значит, и потрапезуем славно, – рассмеялся царь, – монашеская братия хоть и вкусно ест, да постно. Три дня на горохе да рыбе провели, хватит нам яств иноческих!
– Поднеси-ка сокола, Федор, – приказал Иван Васильевич. Птицу, державшуюся за ловчую рукавицу боярина, крепко привязали за ноги ременным должиком, продетым в суконные опутенки. Голову покрывал бархатный клобучок, изукрашенный золотым шитьем и драгоценными каменьями.
Быстрым движением сняв клобучок, Иван погладил сокола по шее. Тот замер, раскинув крылья, отвернув голову. Иван Васильевич и сам напомнил Федору хищную птицу, четким очерком профиля, горбатым носом, жесткими, немигающими глазами.
– Хорош у тебя сокол, Федор… – похвалил царь: «Долго ль учил его?».
– Да больше года, государь. Кречетов, что мне тесть на свадьбу в подарок прислал, с моря Белого, тех еще учу. Как готовы будут, вам их преподнесу в дар. Сегодня уж выпускали их на куропаток.
– Спасибо, боярин, уважил… – кивнул Иван: «Я тебя тако же уважить хочу за сегодняшнюю охоту. Правду ль говорят, что боярыня твоя в тягости?»
– Божией милостью… – Федор поймал себя на улыбке.
– Кроме Господа всемогущего, думаю, там кто-то еще постарался, а, Федор Васильевич… – государь весело подмигнул Вельяминову: «Когда срок-то ей?»
– Вскорости ожидаем, через недели две али три… – Федор передал сокола ближнему ловчему.
– Как опростается Федосья, зови на крестины. Крестным у тебя буду… – пообещал царь.
Вельяминов опустился на колени. Честь великая для боярина, всем завидная, коли сам государь в крестные отцы к нему идет.
На ужине, когда стольники внесли блюда с жареными цаплями, Матвей Вельяминов придвинулся ближе к Степану Воронцову.
– Как царь почивать уйдет, скачи в рощу, Степа, разговор у меня до тебя есть.
– Дак здесь бы и поговорили, – недоуменно сказал Степан, – чего ради коням копыта бить?
– В тайности разговор-то, а вокруг ушей чужих много. Тихо, царь на нас смотрит… –