Я вернулся домой и всё-таки поставил на огонь сковородку с сулугуни. Жареный сыр – это восхитительное блюдо, особенно когда в голове свищет ветер, а в груди шёпотом бьётся сердце. Пустота и расплавленный сыр, что может быть изящнее? Не хватает только вина, но я его никогда не любил.
В двенадцать раздался звонок. Я был готов к любой неожиданности, но не к этой.
– Я могу сейчас приехать?
– Да, конечно.
– Тогда возьму такси. Скажи адрес.
Я сказал адрес, и ровно через сорок минут она вошла в мою дверь.
– Не знаю, зачем я здесь. Просто что-то осталось недосказанным. Я это чувствую, но не могу понять, что, – заявила она прямо с порога.
– Ну, если уж ты не знаешь, то я – тем более.
– Наверное. Сделаешь чаю?
– Конечно.
Мы прошли на кухню, я залил чайник и нажал на кнопку. Та моментально загорелась, радостно сообщая, что какие-то таинственные процессы в алюминиевом корпусе начались. Между тем, моя полуночная гостья достала из кармана пачку тонких сигарет и закурила. Я поставил перед ней пепельницу и сел на свободный стул. Не слишком понимая, что говорить, я молча отметил, что она переоделась, смыла чересчур яркий макияж и сняла все украшения. Словно ехала в аэропорт, а не к знакомому домой.
– Расскажи, как ты жил эти годы? – попросила она, бросив мимолётный взгляд на томик Бродского, оставленный мною на обеденном столе. Чувствовалось, что Бродский её не интересовал, она просто соблюдала этикет гостя – надо обязательно осмотреться, и сделать это так, чтобы хозяин заметил.
– Да по-разному. Окончил школу, поступил в институт. Потом пошёл работать бухгалтером. Сначала совмещал, потом полностью перешёл на пятидневку. Встретил девушку, у неё был жених. Мы славно проводили время, но несколько дней назад она погибла. Вот, собственно, и всё.
– Да, грустно. Но у тебя хотя бы происходят какие-то события.
– А ты как жила?
Она промолчала, следя за тем, как я заваривал зелёный чай. В чашках буйствовали маленькие водоворотики, а чаинки казались обломками утонувших кораблей, невольных заложников дурного настроения морской стихии. Когда чай был готов, я сел рядом с ней.
– Пей.
– Спасибо. – Она приняла чашку и осторожно, чтобы не обжечься, коснулась губами кромки. Я пристально следил за её движениями. Не покажется ли где-то знакомый жест или знакомый взгляд? Нет. Это был совершенно другой человек. Человек новый, однажды начавший жизнь с чистого листа, спаливший в приступе ярости или обиды все мосты, и навсегда оставшийся на другом берегу. Она изучала меня в ответ, но на её лице не читалась ни одна из известных мне эмоций. Что же с тобой случилось? Здесь явно имела место какая-то тайна.
– Послушай, – сказала она, – я