Отрицанием «наличия» свободы слова затушёвано сожаление прагматика об её отсутствии в виде фактической выражаемости слова – в его начертании, в звуке и проч. – Тем самым из правового процесс переводится в чисто физический. Где слово может быть «полновесным», «громким», «отчётливым», «еле слышным» и т. д. Надо полагать, вовсе не в этом, уже совершенно другом смысле отрезано, будто свобода слова ещё не наступила. Но даже такой суетливой оговоркой исправить отрезанное было бы уже нельзя: свобода слова в её правовой семантике остаётся непонятой25 и «употреблённой» не по назначению.
Также надо признать слишком запутанным и сказанное чиновником о гласности. – Она, получается, есть, и на этом вроде как можно поставить точку. Но что означает – «наступила»? В каком «наряде» и где? Можно ли, ориентируясь на её «приставление» к закону, внятно говорить хоть о каком-то правовом результате, если сам предмет манипуляции ничего собою как явление публичного права не представляет, а из пределов права естественного по направлению к закону он передвинут совершенно произвольно? И почему – «особенно для журналистов»? – Кажется, тут уместно будет заметить, что ещё есть между нами отдельные заблуждения, равные полному проигрышу.
Глава третья. «Информация» и «массовая информация»
Ключевому термину «информация» в законе о СМИ досталась трудная и незавидная доля. Отдельно, как обозначение «предмета», с которым надо работать на «территории», «подотчётной» закону, выделить его в общих положениях (преамбуле) документа не посчитали нужным. То есть не указано, что под ним понимать. Хотя дальше по тексту без термина обойтись было невозможно. – И – как пошла трактовка? – Это, в частности, якобы, те сведения, которые граждане вправе получать «о деятельности государственных органов и организаций, общественных объединений, их должностных лиц». Тяготеют к ним и обязательные к обнародованию сообщения. А еще «информацию», не наделённую ровно никаким значением в рамках нормативного правового поля, отождествили с ворохом данных и сведений, получаемых отовсюду средствами массовой информации или распространяемых ими же или агентствами.
Конечно, «зачерпнули» вроде по-крупному. Однако надо ли было так поступать, устанавливая принципы? Ибо для сферы медиа-индустрии, пожалуй, как ни для какой другой, столь явный разброс в истолкованиях специфического термина не мог не обернуться прямым ущербом и в ходе функционирования отрасли, и при выработке для неё надёжных оптимальных ориентиров. Но самое неприятное связано тут даже не с ущемлением интереса корпоративного; – в пределах действования медийной отрасли оказалось выброшенным за борт одно из важнейших прав для граждан – право на получение информации.
На его существенную роль для жизни гражданского цивилизованного общества впоследствии