Что произошло потом, ты, наверно, догадываешься. Да-да, мой друг, именно я дестабилизировал работу нашей установки в тот памятный день, как бы парадоксально это тебе ни казалось, и именно я сам стал виновником всего, что произошло впоследствии. Видимо, не суждено мне было стать настоящим учёным – только увлекающимся дилетантом.
Р. S. Костя!
Все эти годы мою жизнь омрачало чувство вины перед родителями. Я поступил безрассудно и несправедливо по отношению к ним и принёс им много страданий своим исчезновением. Они этого не заслужили. Сними, пожалуйста, грех с моей души, расскажи им, что со мной произошло, передай, что я прошу у них прощения и очень их люблю.
Надеюсь, что ты станешь добрым другом моей Машке. Она для меня – особый человечек, и я очень за неё тревожусь. Как сложится её жизнь? Надеюсь, если ей понадобится помощь, ты будешь рядом.
До встречи, может быть, в другом времени. Спасибо за фото, я в полном восторге.
Твой Мартин.
P. P. S. Что случилось с моим дедом, я так и не узнал…»
7
«Так вот откуда это вмешательство извне в работу „Айона“, о котором говорил Гриб. Теперь вроде всё становится на свои места, хоть это и парадокс. Для устойчивой работы установки необходимо стабилизировать энергетическую составляющую времени и пространства, а неоднократная смена вводных данных для хронопортации вывела её из равновесия, произошёл выброс энергии, и „врата“ захлопнулись. Логически это понять трудно, но можно, да и факты говорят, что события именно так и развивались. Ну что ж, наука вообще полна парадоксов, а в нашей работе ещё не раз придётся столкнуться с загадками и посложней», – подумал Марков.
Костя бережно сложил прочитанное, спрятал в конверт, положил его на стол и огляделся. Нет сомнения, он находился в рабочем кабинете Мартина. Здесь почти шестьдесят лет в окружении этой мебели, множества книг работал его лучший друг, которого все считали погибшим.
На столе стояли фотографии. Со снимков на Костю смотрел Мартин, только уже седой, с непокорной гривой волос, как на известном портрете Эйнштейна, несколько незнакомых мужчин и женщин, хозяйка дома Мария. Чуть в стороне от всех – фото маленького мальчика, светлоглазого и улыбчивого. Марков подумал, что это, возможно, сын Марии.
Стену напротив стола украшал портрет красивой, лет тридцати пяти, женщины, сидящей в высоком старинном кресле. У неё были густые тёмные волосы, аккуратно уложенные на затылке, голубые глаза, правильные черты лица и удивительное сочетание доброты, тепла и чувства собственного достоинства во взгляде. Она очень походила