И только сейчас, оглянувшись вокруг, я заметил, как мало всего изменилось за столько лет. Та же уютная обстановка в темных шоколадных тонах. То же пианино, незаметно приютившееся в самом углу возле окна. Те же картины, висящие почти у потолка, чтобы их подлинность было тяжело оспорить. Те же длинные полки с книгами, та же мебель. Даже бариста, кажется, был все тот же. Это давало хоть какую-то надежду. На что? На адекватность мыслей.
– Ты странный, – услышал я вдруг.
Она присела рядом со мной, играясь с бантом на ее туго затянутом корсете, сжимающем талию настолько сильно, что, если приглядеться, можно было бы заметить выпячивающие наружу органы.
– В чем заключается моя странность?
– Не знаю, – ответила она беззаботно, – ты просто странный.
– Где мой кофе?
– Его скоро принесут.
– Почему это делаешь не ты?
– А почему это должна делать я?
– Резонно.
Бариста внезапно поставил стакан на стол, пожелал приятного кофе и вновь исчез, словно бы его вообще тут и не было. Не было необходимости подносить кофе самому, но в душе я был благодарен ему, что не отвлек от разговора с актрисой.
– Здесь нельзя курить, – робко проронила она, как только я достал пачку из кармана.
– Ты же ведь не одна из этих нравственных инвалидов?
– Нравственные инвалиды?
– Да. – Я встретился с ее сбитым с толку взглядом, положил пачку на стол и продолжил. – Знаешь такой тип людей, который загоняет себя в рамки выдуманных правил. Люди, которые вопреки здравому смыслу и собственному желанию следуют неоправданным устоям, придерживаются «допустимых» и «всеми признанных» правил поведения. Примеры из серии типа «девушка должна быть слабой и беззащитной», «нельзя разговаривать в общественном транспорте», «надо читать книги» и тому подобная чушь. Выглядит, да и звучит настолько глупо, что становится смешно.
Она долго смотрела на меня, позволяя насладиться вкусом горячего напитка. На ее крохотном лице сверкнула понимающая ухмылка, которая больше испугала, нежели