– Мистер Фельдблюм, добрый вечер, – любезно сказала девушка, – не бойтесь, поверните рычаг. Вы в подземке ездили, здесь похожая система… – кузен передал даме конверт. Женщина ловко спрятала его в карман жакета:
– Надо уходить, сейчас Мэтью повернется… – напомнил себе Меир. От мисс Гольдблат пахло сладкими духами:
– Вы, наверное, книжки для дочки хотели выбрать… – добродушно поинтересовалась она:
– У вас есть читательский билет? Как ваш зуб, не болит больше… – мистер Фельдблюм словно очнулся:
– Нет, нет, я просто так зашел, из интереса. Зуб не болит, спасибо… – он нахмурился:
– Я где-то видел эту даму… – хасид говорил с певучим, идишским акцентом, – кажется, она работает в нашей конторе… – Ривка поджала губы:
– Вы ошиблись. Это миссис Этель Розенберг, она тоже секретарь, в транспортной компании. Ее муж, Юлиус, инженер… – Ривка помнила миссис Розенберг с большой ханукальной вечеринки, в прошлом году:
– Владелец ее компании и наш босс, кузены, – объяснила она мистеру Фельдблюму, – они устроили совместный праздник, для персонала. Мы пошли в кегельбан… – почти не слушая ее, хасид пробормотал:
– Да, да. Веселого Пурима. Простите, мне надо успеть в синагогу… – Фельдблюм выскочил на Гранд Арми Плаза. Ривка пожала плечами:
– Он зашуганный какой-то, всего боится. Впрочем, понятно, почему, с его прошлым… – двери распахнулись. Она, недовольно, заметила подруге:
– Опять опаздываешь. Бежим, иначе мы не втиснемся в поезд, рабочий день заканчивается… – из Бруклина люди ехали в еще более бедные кварталы, в Бронкс:
– И когда только прямую линию проложат, в объезд Манхэттена… – развернув зонтики, девушки заторопились ко входу в подземку.
Башню бруклинского почтамта, на Кадман Плаза, заливало яркое, весеннее солнце.
Погода изменилась за одну ночь. Город проснулся под чистым, словно вымытым небом. Сильный, восточный ветер, с океана, гнал над островами рваные, белые облака. Ист-Ривер и Гудзон топорщились волнами, желтый паром, со Стэйтен-Айленд, немилосердно качало.
Клерки, едущие в Нижний Манхэттен, высыпали на палубу, залитую солеными брызгами. Чайки кружились над крышей парома, хлопали крыльями, выпрашивая подачки. Вдалеке, у факела Статуи Свободы, медленно парил большой, красивый сокол-сапсан:
– Они раньше гнездились на крыше собора Святого Патрика, – заметил кто-то из клерков, – а сейчас сокола в Нью-Йорке и не увидишь. Должно быть, он с гор залетел, с запада… – взмыв в небо, птица рванулась на восток, к Бруклину.
На Кадман-плаза текли веселые, талые ручейки. Воробьи прыгали у тележек продавцов хот-догов, дрались за крошки, щебетали, высокими голосами.
Хорошо одетый, невысокий мужчина, с каштановой бородой, при пенсне, в золотой оправе, зазвенел центами:
– Хот-дог