Драгоценный, тридцатилетней выдержки французский коньяк плескался на донышке тяжелых бокалов, богемского хрусталя. В свете белых ламп, под потолком, играли синие, малиновые, темно-зеленые искры.
Обергруппенфюрер Ганс Каммлер, начальник последнего плацдарма, развел руками:
– Каминов, к сожалению, здесь не завести. Придется собакам свернуться на ковре… – рисунок средневекового, персидского ковра показался Максу знакомым:
– Я помню вещь, по описи имущества, на флотилии. Ковер из коллекции Лувра… – помещения на базе обставили антикварной мебелью. Везде красовались портреты фюрера, работы партийных художников. На холсте в апартаментах Каммлера фюрера изобразили в Альпах, рядом с Берхтесгаденом. Максимилиан понял:
– В Гамбурге, в Кунстхалле, висит похожая картина. Странник над морем тумана, Каспара Давида Фридриха… – за широкими плечами фюрера развевался кожаный, черный плащ. Серебряные руны украшали фуражку, он пристально разглядывал горный пейзаж:
– Фюрер в раздумьях о будущем Германии… – прочел Максимилиан на табличке, – февраль 1943 года… – в феврале сорок третьего года разгромленные остатки армии Паулюса доедали под Сталинградом палых лошадей.
Мягко звякнули бокалы, сверкнул перстень, с мертвой головой, на длинном пальце Макса:
– За фюрера, Ганс! За новый рейх… – пес прянула ушами. Макс рассмеялся:
– Нас ждет свежая рыба, дружище, а вы получите консервы… – обергруппенфюрер привез полсотни немецких овчарок, на разведение. На базе оборудовали хорошую псарню. Осматривая с Каммлером помещение, Максимилиан заметил:
– Словно в Аушвице или Дахау. Мы откроем и филиал общества «Лебенсборн», так сказать… – он подмигнул приятелю. В закрытом отсеке самолета на последний плацдарм доставили десяток прооперированных женщин, из «Орлиного Гнезда». Максимилиан и Каммлер согласились, до возвращения экспедиции с юга, не говорить персоналу, о неожиданном подарке:
– Врачи их обустроят, – заметил Макс, – мой зять за всем присмотрит, и мы организуем приватную вечеринку… – тонкие губы улыбнулись. Фон Рабе не стал тащить зятя на юг. Услышав, что он должен остаться на базе, Петр Арсеньевич едва скрыл облегченный вздох:
– Он трус и растяпа… – Максимилиан потягивал коньяк, – он испугался предполагаемых холодов… – как следует, изучив папку леди Констанцы, сверившись с картой экспедиции Ричера, Максимилиан примерно знал, куда надо направиться:
– Всего лишь пятьдесят километров отсюда. Правда, путь ведет через хребет… – горную цепь было отлично видно с плацдарма, – но горы не выше Альп, а гораздо ниже. Навыки таких походов у нас имеются… – кроме Макса и Каммлера, на юг отправлялись тщательно отобранные ребята, из отрядов горных