Пингвины не интересовались постройками, серого металла, разбросанными на склонах холмов. Изредка одинокая птица кружилась рядом с полосатыми, бело-красными лентами, трепещущими на ветру. Столбы отмечали расчищенное, залитое бетоном, пространство взлетно-посадочной полосы.
Постройки надежно защитили от ветра и холода. Тяжелые, железные двери вели внутрь, однако их почти не распахивали. Только в одном строении, с вышкой, поблескивало маленькое, с толстым стеклом окно. Недавно закончившимся летом температура в оазисе поднималась до пятнадцати градусов тепла. Озера питались подземной, термальной водой. На одном устроили деревянные, сейчас обледеневшие мостки. Термометр, приспособленный к двери здания с вышкой, показывал минус семь градусов по Цельсию.
Внутри было тепло, пахло крепким, недавно заваренным кофе. Под портретом фюрера, обрамленным дубовыми листьями и траурной, черной лентой, повесили карту оазиса. На портативном проигрывателе крутилась пластинка Марики Рёкк. Электричество вырабатывал автономный генератор, подключенный к естественным источникам.
– Хайнц говорит, что за такими конструкциями будущее… – один из дежурных пролистывал «Майн Кампф», с карандашом в руке, – он до войны навещал Исландию, изучал тамошние гейзеры. Здесь температура воды похожа, больше сорока градусов в озерах, и восемьдесят, под землей… – в поселении работали отличные инженеры и геологи. Запас воды, по их словам, был неиссякаем. В жилых отсеках, из душей хлестал, под большим напором, почти кипяток.
Второй дежурный кивнул:
– Когда я служил в Италии, в миланском гестапо, мы ездили на выходные в Табиано, или в Абано Терме. Отличные курорты, с целебной водой, но, конечно, их не сравнить с Баден-Баденом. Мы еще увидим курорт в Новой Швабии… – он подмигнул приятелю. Между собой поселок называл оазис именно так, пользуясь именем, данным экспедицией капитана Ричера, открывшей озера и горную цепь.
Летом, на Рождество, офицеры купались в озере. На берегу возвели временный ларек, где жарили местную рыбу и разливали домашний лимонад. В припасах они недостатка не испытывали. Подземные, холодные склады наполняли ящики с консервами и замороженным мясом, мукой, фруктами и овощами. При столовой работала пекарня, в паек входил бразильский кофе и французские вина:
– Летом я вспомнил покойного партайгеноссе фон Рабе, – вздохнул первый дежурный, – у нас в Аушвице, у бассейна, тоже такой ларек стоял: «Лучшая свежая рыба на побережье». Словно дома, в Ростоке… – он помрачнел. Второй эсэсовец ничего не сказал:
– Я холостой, а у него жена и два мальчика в Ростоке остались. Росток в зоне советской оккупации. Понятно, что ему тяжело о рейхе думать… – семейные офицеры надеялись, что товарищи, тайно работающие в Германии, найдут их близких:
– Обергруппенфюрер Каммлер обещал, что года через два сюда привезут наши семьи, и девушек,