Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы. Григорий Исаевич Григоров

пойдем к его знакомым, они помогут устроить меня на работу на Брянский завод. Тут мы услышали конский топот, увидали, что приближается группа казаков во главе с офицером. Офицер поднял руку и обратился к толпе, предложив разойтись, угрожал оружием. Через толпу к казакам протиснулся седой старик в белой рубахе и крикнул: «Стреляйте, сыночки, в своих отцов и матерей, а мы отсюда не уйдем, пока не накормим детей хлебом!» Казаки неожиданно начали поворачивать лошадей и опустили плетки. Офицер, уловив настроение, громко скомандовал: «Кругом, марш!» Казаки вздыбили коней и рысью поскакали в город. Им вслед раздались крики: «Ура, ура, ура!» Откуда-то появился гармонист, началась пляска, бабы визжали, когда рабочие подхватывали их и пускались в пляс. Ликование было всеобщим. Ведь дрогнули казаки – основная опора режима. Присутствующие при этом представители заводской администрации и полицейские поспешили спрятаться за воротами завода. Толпа провожала их свистом и насмешками. Народ не расходился до тех пор, пока на подводах не начали к пекарне подвозить мешки с мукой, а к булочным хлеб.

      На следующий день я отправился на подпольное собрание. К нужному мне дому подходил осторожно, оглядывался, иногда останавливался у театральных афиш и делал вид, что читаю их. Убедившись, что за мной нет слежки, вошел во двор, перелез через невысокий забор, за которым увидел небольшой деревянный домик. Осторожно постучал так, как мне сказал Кондрат, дверь открыли. Сразу же встретил Кондрата и одного незнакомого человека с большим лбом, глубоко сидящими темно-карими глазами и суровым выражением лица. Со мной поздоровались за руку. Таинственность, окружавшая мою жизнь в этот период, вносила особую свежесть в мои ощущения. Я готов был переносить невзгоды ради приближения чего-то большого и важного. Миловидная девушка провела меня в комнату, где стоял круглый стол, покрытый белой скатертью. Вокруг стола на табуретках и небольшом диванчике, прижавшись друг к другу, сидели человек пятнадцать. Каждый из них поднимался и пожимал мне руку. Кондрат представил меня и сказал слова, которые произвели на меня большое впечатление: «Представляю вам Григория (фамилию не назвал), самого молодого нашего товарища, прошу любить и жаловать. Григорию мы поручим организовать группу рабочей молодежи». Я смутился, покраснел, в горле пересохло. Ко мне подошла девушка, взяла меня за руку, как мать берет своего сынишку, и усадила рядом с собой. Я скоро узнал, что эта девушка окончила женскую гимназию с золотой медалью и поступила в Харьковский университет. Я не знал, как себя держать, куда девать руки, то клал их на стол, то на колени, то опускал. Кондрат поставил на стол блестящий медный самовар, а на самовар большой чайник. Расставили блюдца и чашки, поставили тарелку с хлебом. Поднялся человек с большим лбом и темно-карими глазами, сказал: «Приступим, друзья, к обсуждению некоторых вопросов, которые в одинаковой степени касаются рабочих, крестьян