– Далеко же ты ускакала, лягушка-путешественница!
Это было тем более обидно, что она сама себе так помогла. Николь, ничего не отвечая, торопливо поднялась и неровной походкой побрела к вешалке. Марина вырвала руку из цепких пальцев мужа.
– Ники, куда ты? – перепуганно окликнула она.
– Найду, куда деваться, – с холодным спокойствием сообщила Николь.
– Подожди! – закричала в отчаянии Марина, торопливо спускаясь за ней.
– Да не беспокойся ты, мама, я к бабушке могу поехать, раз уж вам так важно беречь мою нравственность, – ядовито бросила Николь.
Какое озеро, бабушка? Джеф. Господи, Джеф! Пожалуйста, пожалуйста! А ведь она пообещала ему, что постарается не провоцировать скандалов! Да она просто несдержанная лживая дура. Прихрамывая, Николь топталась возле вешалки, надевая свою белую короткую шубку, недовольная собой. Потом взялась натягивать кроссовки. Наверное, она ещё и ногу растянула – так больно! В сапоги точно не влезть. Не притронешься. Надо бы взглянуть, пожалуй, но джинсы быстро не завернёшь, да и рассматривать ещё тут, на глазах у папы… Решит, что она снова из себя что-то строит, вымаливая сочувствие. Пришлось сесть на пуфик возле входа: стоять и обуваться было нестерпимо.
– Я тебе сейчас свалю посреди ночи! – сказал громогласно Том с лестницы, не спеша топая вниз.
Николь коротко взглянула на него, не отвечая. Ну вот, спускается. Ещё ничего не кончилось. Шуба мешала. Пришлось снять, уронив её тут же. Том удовлетворенным взглядом проследил, как упала шуба и свернул в столовую.
Николь завязала, наконец, кроссовки, слабо, что бы не давить на ногу. Потом надела шубу снова. Она открыла дверь и вывалилась в холод ночи. Марина раздетая выскочила следом. У ворот стоял "Дьявол", Джеф открывал дверцу. Наверное, он только что приехал.
Господи, Джеф! Николь даже не удивилась, направилась сразу к машине.
Хотелось сесть, вытянуть ноги, закрыть глаза и не шевелиться. Надо же было так сорваться!
Когда Джеф проводил глазами "Кадиллак", на него вдруг навалилась тоска. Странно, спать не хотелось, наверное, он настолько был взвинчен сегодняшней встряской. Он вёл машину, рискованно обгоняя всех, кто оказывался перед ним и сам не замечал этого, просто требовался пустой эшелон. Впрочем, позднее время само по себе освобождало путь. Он смотрел вперёд, а в голове почему-то крутилось: "Вот, я бедняк пред Тобою, всё богатство, в руках, готовых с Тобой трудиться и в чистом сердце. Я отдам, всё что попросишь, мои руки и капли пота, сердца жар, одиночество жизни". Ну, вот. "Радуйтесь" надо петь, а к нему что-то совсем не рождественский гимн прилип. Джефу неожиданно пришло в голову, что все эти его утренние размышления подвели