– Такое неважно. Кровь не имеет значения, когда речь идет о духе человека. Эмма воспитана истинной арийкой. Она оступилась, с Холландом, из-за одиночества, растерянности. Он ее соблазнил, воспользовался отчаянным положением девушки. А еще аристократ… – брезгливо подумал Макс. Он, в общем, и не ждал, что герр Холланд появится в Орлином Гнезде:
– Никто не знает, где мы находимся… – нацистские бонзы, сидевшие в нюрнбергской тюрьме, о плане Гиммлера не подозревали:
– Никто не знает… – допив кофе, Максимилиан потянулся за серо-зеленым кителем, – а если герр Холланд и заглянет к нам на огонек, с герром Кроу за компанию, то живыми они отсюда не выйдут… – будущих обитательниц фермы тоже ждала смерть:
– Отто говорил о таких операциях, – вспомнил Макс, – их еще до войны делали. Мы могли применить вмешательство к евреям, вкупе со стерилизацией, но Гиммлер никогда бы не пошел на подобный план. Евреев надо кормить, даже в состоянии… – Макс бросил взгляд на обложку книги, – в состоянии скота. И они были нам совершенно ни к чему, в таком количестве… – ферму, как называли строение, рядом с госпитальным блоком, разделили на две половины.
Сегодня врачи обещали познакомить его с результатом первого оперативного вмешательства:
– Мадам Маляр я велел пока не трогать, – Макс застегивал пуговицы на воротнике кителя, – она мне нужна в здравом уме… – группенфюреру не очень нравилось, что роды сестры пройдут на острове, однако врачи уверяли его, что Эмма с другими девушками не столкнется.
– В Равенсбрюке все по случайности произошло… – Максимилиан запер дверь кабинета, охранники щелкнули каблуками начищенных сапог, – по счастливой случайности, впрочем. Иначе бы я никогда не узнал о моем мальчике. Цецилия его примет, она добрая девушка… – сняв с вешалки в вестибюле зимнюю шинель, Макс вышел в промозглую, сентябрьскую сырость:
– Надо, как следует, утеплить особняк, – напомнил он себе, – дети не должны простудиться. Хотя весна впереди… – вдали ревели озерные волны, дул резкий, холодный ветер с юга:
– Видно, что мы в диких широтах… – Макс поежился, – в Германии нет таких просторов, даже на морском побережье… – чихнув, он потянул на себя дверь, с табличкой: «Госпиталь. Вход только для персонала».
Окно в маленьком, полутемном помещении, где держали Лауру, загородили снаружи, железными ставнями. Электрического света здесь не завели. Лаура заметила гнездо для патрона, на беленом потолке:
– Но когда-то здесь был свет. Значит, могли остаться провода… – с нее сняли наручники только после долгого пути на подводной