– Словно у фюрера, в Бертехсгадене… – Макс помолчал, – у нас появится свое орлиное гнездо… – курорт назвали именно так.
– Гиммлер должен был в кабинете обосноваться… – мстительно подумала Эмма, – но Гиммлер сдох… – новостей о самоубийстве начальника брат от нее не скрыл, а больше она ничего не знала:
– Хоть бы и проклятая мокрица тоже сдохла… – зло пожелала Эмма, – хотя Максимилиан говорит, что с ним все в порядке… – по заверениям брата, муж выполнял поручения фюрера и партии:
– Дохлого фюрера и несуществующей партии… – Эмма сидела в покойном кресле, с вышиванием, Теодор-Генрих дремал, под индейским одеялом, на покрытой шкурами лам кушетке. Аттила, раскинувшись на ковре, посапывал, положив нос на туфлю Эммы.
Пальцы с иголкой заколебались над пяльцами, черным прусским орлом, со свастикой, готическими буквами: «Gott Mitt Uns».
– Я ничего не знаю… – горько поняла Эмма, – не знаю, где Лаура, что случилось с Мартой, где Джон… – рука легла на медвежий клык, под воротником строгого, просторного платья. Эмма потребовала вещь назад, едва оказавшись в Патагонии:
– Безделушка мне дорога, как память… – голубые глаза, холодно, взглянули, на Макса, – доктора велели меня не волновать… – всю дорогу в Южную Америку, на подводной лодке, Эмма разыгрывала грусть и отчаяние. Врачам она объясняла, что беспокоится за мужа. Услышав просьбу, Максимилиан покривился, но клык принес:
– Картины из галереи он здесь не держит… – Эмма почувствовала движение ребенка, – климат у озера неподходящий. Он сокровища дальше отправил, но алмаз при нем. Ворованный алмаз… – брат носил кольцо на цепочке, под рубашкой. Эмма видела и эскиз, неизвестного мастера. Она подозревала, что в гостинице брат оборудовал укрепленное хранилище:
– Или на острове они себе сейфы поставили… – несмотря на гибель фюрера и Гиммлера, на исчезновение НСДАП, брат вел себя, как ни в чем не бывало. В «Орлином гнезде» проводили воинскую учебу, и партийные собрания, с изучением «Майн Кампф». Эмма, разумеется, туда не ходила.
– Кроме меня, здесь вообще ни одной женщины нет… – тоскливо, подумала она, – то есть, наверное, нет… – ее беспокоил остров, куда ездили врачи.
Считалось, что Эмма занимается испанским языком, ведет хозяйство группенфюрера фон Рабе, заботится о племяннике и ждет мужа, выполняющего задания партии. Максимилиан объяснил сослуживцам, что его невестка погибла, в осажденном Берлине:
– Она предпочла смерть позору… – голубые глаза брата заблестели, – Марта приняла яд, не желая стать обесчещенной варварскими ордами Сталина. Она поступила, как истинная арийка валькирия, воительница… – по словам Макса, невестка поручила ему, в письме, воспитать Адольфа верным слугой фюрера и партии:
– Мальчика спас наш персонал, на вилле… – вздохнул брат, – переправил под мое крыло. Он единственный наследник фон Рабе… – отложив вышивку, Эмма