– Степан мне тоже завтраки готовил, – тоскливо вспомнила она, – и малиновый джем варил… – лазоревые глаза ласково смотрели на нее:
– Ешь, пожалуйста. Сахар полезен для мозга… – Констанца кивала:
– В общем, да. Химические элементы стимулируют кратковременные процессы, в коре полушарий… – она помотала головой:
– Я не позволю ему сгинуть, без следа. Пока мы вместе, смерти нет… – огонек, на горизонте, двигался:
– Рыбаки, – поняла Констанца, – на ночной лов вышли. В Норвегии тоже так делали. На рассвете они в Сиэтл отправятся. В порту стоят советские корабли. Степан меня научил грести… – мягко шуршали волны, пахло солью. Пробежав по пристани, прыгнув в лодку, Констанца отвязала канат. Течение подхватило ее, унося прочь, на середину залива.
В каюте слабо, неприятно пахло чем-то металлическим.
Констанца прислушалась:
– Работает система регенерации воздуха. Двигатели тоже включились… – она чувствовала легкую, почти незаметную вибрацию. Женщина сидела за стальным столом, положив перед собой хрупкие руки, с кольцом, тусклого камня.
Лодка Констанцы наскочила на субмарину. Течение в заливе оказалось сильным, она не справлялась с веслами. По лбу потек пот, рубашка промокла на спине. Констанца ежилась, под прохладным ветерком:
– На воде всегда зябко. Давай, давай… – крупные звезды отражались в темных волнах. Свет рассыпался брызгами, дрожал, огонек двигался, приближаясь к Констанце.
Прямо впереди выросла черная стена, давешний огонек поблескивал наверху:
– Это вовсе не рыбаки… – успела понять Констанца:
– Но что здесь делает субмарина? Или это американцы, они напали на наш след… – нос лодки затрещал, Констанца еле успела шагнуть в прохладную воду залива Пьюджет-Саунд.
В Норвегии Степан учил ее плавать.
Приходя из лесов, летом, он забирал одноколку Эйриксенов:
– Мы ненадолго, – подмигивал он Кристине, – к завтрашней утренней дойке вернемся… – в телегу он клал лоскутные, деревенские одеяла, ставил корзинку с провизией, откуда торчало горлышко бутылки зеленого стекла, с домашним аквавитом. Констанца устраивалась в телеге, с тетрадью и карандашом. Степан ласково говорил невысокому, горному коньку Эйриксенов: «Дорогу ты знаешь, милый».
Озеро Мьесен было слишком холодным. К тому же, как смеялся Степан, на плоскогорье все было видно, как на ладони. Кроме фермы Эйриксенов у озера никаких построек не стояло, но Степан замечал:
– Лесное