– Нос смят, почти вдребезги. Зачем она вышла на лодке в залив, ночью? Или она хотела покончить с собой… – Анна предполагала, что доктор Кроу написала в конверте, адресованном брату, – но она, кажется, оправилась, со времен Лос-Аламоса. Мы с ней много говорили, она даже улыбалась. Она смеялась с девочками, в лагере… – оскальзываясь на гальке, Анна побежала к дому:
– Если это самоубийство, или несчастный случай, надо, немедленно, вызывать армию. Пусть обшарят залив, найдут ее тело… – Анна понимала, как вся история будет выглядеть в глазах руководства Секретной Службы:
– Я прямо отсюда поеду в тюрьму… – горько подумала она, – но, хотя бы, Петю у меня не отнимут, пока я кормлю. Я так хотела, чтобы малыш здесь рос. Он первые шаги под стражей сделает, в окружении охранников… – Анна положила руку на телефон:
– А если не самоубийство? Если она играла, если Степан склонил ее на сторону СССР, в Норвегии? Это был Степан, несомненно. Петр не умел сидеть за штурвалом… – Анна покачала головой:
– НКВД не могло завербовать Степана. Хотя ему, словно нарочно, репутацию дурака и дебошира создавали. Я сама и начала, в гостинице «Москва», с тем молодым человеком… – Анна вспомнила яркие, голубые глаза:
– Волком его звали. Меир сказал, что он погиб, в Берлине, в самом конце войны. Знала ли я, тогда, что с внуком знаменитого Волка за столом сижу… – Анна вздохнула:
– Нет, Степан честный человек. Недалекий, но честный. Он любил доктора Кроу, он поехал искать ее в СССР… – из спальни донеслось шуршание, кряхтение. Ребенок просыпался.
Анна, быстро, набрала прямой номер Дикого Билла, в Вашингтоне.
Вашингтон
За зеркальным, непроницаемым окном кабинета стояла изнурительная жара конца августа.
В мае на столицу сошло наказанье Божье, как смешливо говорил Донован. Каждые семнадцать лет Вашингтон осаждали цикады. Кроны деревьев, казалось, шевелились, на мостовой валялись раздавленные трупы насекомых, воздух кишел темной, жужжащей массой мерзких тварей. Цикады сидели на стволах деревьев, облепляли окна и стены домов, устраивались на капотах автомобилей:
– Улетели, и то хорошо… – взгромоздив ноги на стол, Дикий Билл изучал многостраничный доклад генерала Горовица, – теперь они только в шестьдесят втором году вернутся. Интересно, кто будет президентом в шестьдесят втором году? – склонив голову, он рассматривал фотографии тарелки, сделанные в Розуэлле:
– Явно не Трумэн, американцы за него больше не проголосуют. Насчет президента, неизвестно… – Донован пыхнул сигарой, – а Мэтью может, к тому времени, стать председателем комитета начальников штабов, или военным министром… – Донован боялся, что Оппенгеймер, в Лос-Аламосе, подготовит материалы о работах Вороны, не заботясь