В одно мгновение их мама превратилась в некую абсолютно незнакомую статную женщину с идеально ровной спиной. Спокойно гордой, но при этом не вызывающе вздёрнутой головой, а на поднятой каким-то непостижимым образом удлинившейся шее. Взгляд её стал и холоден, и ласков, строг и милосерден. Это преображение было настолько неожиданным и явным, что Светлана даже рот приоткрыла от удивления, а одухотворённая Мила не удержалась:
– Как жаль, что ты ни во что не веришь, – неожиданно восторженно и вместе с тем тоскливо, буквально пропела Мила.
– Я верую в жизнь, девочка. В простую биологическую жизнь. И во всё, что её продолжает, – ответила царственно величественная женщина, голосом абсолютно не похожим на мамин, – но тебе этого пока не понять.
Анна Петровна поднялась и стала медленно, элегантно расхаживать вокруг причудливой формы не то столика, не то светильника, не то просто архитектурно-эстетического девайса, расположенного по центру веранды.
Движению её тела, позавидовали бы подиумы со всеми своими сексуально-сукубными моделями. Взор её был слегка опущен, несмотря на ровно поднятую голову, пальцы рук, сцепленные в замок перед собой, не бегали по складкам платья как обычно. Она была не узнаваема!
От неё физически ощущалось какое-то непонятное излучение, завораживающее взгляды, затуманивающее умы и обостряющее собственную похоть! Она одним видом парализовала всё живое вокруг, а голос казалось, проникал в мозг минуя уши и от того чудился неземным, божественным.
Светлана с удивлением и восторгом любовалась этой чудом преобразившейся незнакомкой, но поймав себя на мысли, что очарована ей и даже возбуждается, вдруг неожиданно для себя смутилась и покраснела. Светская львица, в мгновение ока превратившаяся из мамы, совершила круг почёта, околдовав и обезоружив всех. Она легко и непринуждённо сбила следящих за ней детей с толку и разрушила их логические конструкции в сознании, приготовленные для глухой обороны.
Обольстительная женщина вернулась к своему креслу, но не стала садиться, а повернувшись к младшей дочери, спокойно, но вместе с тем завораживающим и одновременно повелительно властным голосом спросила:
– Мила. Для чего ты живёшь? В чём смысл твоей жизни?
– Мама, – со стоном в голосе простонала Мила складывая свои до прозрачности белые, ухоженные ладошки в молельную позу перед грудью, не поддавшись похоже на парализующее колдовство светской львицы в отличие от остальных, – мы с тобой уже сотню раз говорили на эту тему. Смысл моей жизни в духовном развитии. В познании истины бытия и мироздания…
– Хватит